родным. А теперь буду танцевать с тобой.
Она поставила стакан и очутилась в его объятиях.
Но ее сердце не останавливалось. Оно забилось так сильно, что Эдвард не мог не ощущать его удары. Он крепко прижимал Джудит к себе, тихонько напевая в ухо слова песни, и ей хотелось, чтобы музыка никогда не кончалась. Но пластинка, естественно, в конце концов остановилась, они отпрянули друг от друга, и он сказал: «А теперь можешь пить сок», — и пошел за ее стаканом.
Наступило временное затишье, будто все уже подустали и не прочь были сделать небольшую передышку. Все, кроме Дианы. Она не желала терять время на отдых: каждый миг должен быть насыщен до предела. Снова заиграла музыка, на сей раз — классическая «Ревность», и Диана подошла к креслу, в котором развалился Томми Мортимер, взяла его за руку и силком подняла на ноги. Покорный, как всегда, он привлек ее к себе, и они в одиночестве предались ритму танго.
Они танцевали с мастерством профессионалов, но и с пародийной нарочитостью. Их тела были плотно прижаты друг к другу, высоко поднятые руки точно закостенели, каждый шаг, каждая пауза и каждая поза были утрированными, танцоры без тени улыбки, с каменными лицами смотрели неотрывно друг другу в глаза. Это удивительное, но и необычайно забавное представление закончилось не менее эффектно: когда зазвенел последний гитарный аккорд, Диана откинулась назад, повиснув на руке страстно склонившегося над нею Томми и так перегнувшись в талии, что белокурая голова ее почти коснулась пола. И только когда Томми под гром аплодисментов вернул ее в вертикальное положение, позволила себе наконец засмеяться. Она села подле тети Лавинии, утиравшей с глаз веселые слезы.
— Диана, дорогая моя, твое танго бесподобно, но еще более неподражаемой была твоя серьезная мина. В тебе пропала великая актриса. Ах, милая, даже не припомню, когда еще мне было так весело, но, к слову сказать, ведь уже почти полночь. Так что мне пора оставить вас и отправиться домой.
Полковник, стараясь не слишком обнаруживать свое рвение, немедленно выступил вперед:
— Я тебя отвезу.
— Очень сожалею, что вынуждена покинуть вас. — Приняв помощь полковника, Лавиния поднялась с кресла, — Но лучше всего уйти, когда веселье еще в самом разгаре. Итак… моя накидка, вероятно, в холле… — Она двинулась по комнате, целуясь и прощаясь со всеми, и в дверях обернулась: — Диана, радость моя… Такой чудесный вечер! Я позвоню утром.
— Спокойной ночи, тетя Лавиния, и постарайтесь хорошенько выспаться.
— Постараюсь. Всем спокойной ночи. До свидания.
Она вышла в сопровождении полковника. Дверь закрылась за ними. Диана подождала секунду, потом повернулась и потянулась за сигаретой. Какое-то мгновение в комнате царила странная атмосфера: словно они были детьми, оставшимися наконец без присмотра взрослых.
Закурив, Диана обвела всех глазами.
— Что будем делать?
Увы, ни у кого не нашлось интересных предложений.
— Придумала! — На лице Дианы внезапно заиграла ослепительная улыбка. — Давайте играть в «сельди в бочке»!
Афина, все еще потягивавшая шампанское, простонала:
— О, мама, и когда ты только повзрослеешь!
— А что? Мы не играли в «сельди» тыщу лет. Никому не нужно объяснять, как играть?
Алистер Пирсон сказал, что когда-то играл, но подзабыл правила. Не мог бы кто-нибудь…
Эдвард пустился в объяснения:
— Один игрок прячется. В доме совершенно темно — свет везде выключают. Остальные ждут здесь. Мы считаем до ста и потом идем искать. Если найдете спрятавшегося, то ведите себя тихо, просто схоронитесь тихонько вместе с ним. И так пока все игроки не набьются, как сельди в бочке, в бельевую корзину, платяной шкаф или еще в какое-нибудь потайное место. Проигравшим оказывается тот, кто найдет всех последним.
— А, да… —пробормотал Алистер без особого энтузиазма. — Теперь вспомнил.
— Единственное правило, — возвысила голос Диана, — играем только на первом этаже. Мест потайных там сколько угодно, а если мы станем бродить наверху, кто-нибудь обязательно разбудит детей.
— Или попадет в постель к их нянечке…
— Ах, Эдвард!
— По ошибке, конечно.
— Но кто будет прятаться первым? — поинтересовался педантичный Алистер.
— Разыгрываем на картах. Прячется тот, кому выпадет туз пик, — ответила Диана.
Она подошла к карточному столу, выдвинула ящик и достала колоду, растопырив карты нескладным веером и повернув рубашкой наружу, стала обходить присутствующих. Джудит перевернула вытянутую карту. Туз пик.
— Прятаться мне!
Лавди было поручено погасить везде свет.
— Везде-везде? — спросила она.
— Нет, дорогая, на верхней лестничной площадке не надо. А то няня наверху может испугаться, а кто- нибудь из нас сломает себе ногу.
— Но тогда ведь нам будет видно…
— Едва-едва. Беги же, живей!
— Ну что ж, Джудит… — Эдвард принял командование на себя. — Мы считаем до ста и идем искать.
— Будут какие-нибудь места вне игры?
— Я думаю, кухня. Там еще наверняка возятся Неттлбеды. А в остальном — никаких ограничений.
Вернулась Лавди.
— Повсюду страшная темень, даже страшновато, — объявила она с удовлетворением. — Не видно ничего, хоть глаз выколи!
Джудит залихорадило от тревоги и страха. Как это ни смешно, но она бы предпочла, чтобы назначенная карта выпала кому-нибудь другому. Никогда и никому не признавалась она в том, до какой трясучки доводят ее игры подобного рода, даже прятки в саду всегда становились для нее тяжелым испытанием: хоть бы ей в разгар игры не приспичило в уборную!
Но ничего не оставалось, как мужественно пережить все это.
— Тогда начинаем. Джудит! Внимание… приготовиться… марш! Не успела она еще выйти, как они уже начали отсчет. «Один,
два, три…» Джудит прикрыла за собой дверь и погрузилась в кромешную тьму. Словно на голову ей надели мешок из плотного бархата. Охваченная смятением, она пыталась припомнить какое-нибудь укромное местечко, куда можно было бы забиться, пока все не ринутся, как свора гончих, за ней следом. Она стояла и дрожала, а за дверью продолжали считать. «Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать…» Постепенно ее глаза стали привыкать к темноте и различили в дальнем конце холла слабый свет, просачивающийся вниз с верхней лестничной площадки, где около двери в детскую горела лампа.
Этот лучик света дарил слабую надежду. Нельзя было терять ни секунды. Джудит пошла вперед с осторожностью и нерешительностью слепого, смертельно боясь наткнуться на какое-нибудь кресло или стол. Куда же спрятаться? Стараясь сориентироваться, рассчитать расстояния, она робкими шагами пробиралась через холл, соображая, что где находится. Справа — маленькая гостиная, дальше — столовая. По другую сторону располагаются бильярдная и кабинет полковника. Ориентиром для нее служил тусклый свет, падающий с лестницы. Повернув налево, она дотронулась рукой до стены и, нащупав лепной карниз, решила довериться ему, словно нити Ариадны; наткнулась на стол, ощутила холодное прикосновение листьев к голому предплечью. Вот и вертикальный выступ дверного косяка. Пальцы заскользили по тяжелой обшивке, нашли ручку, повернули ее, и она юркнула внутрь.
Бильярдная. Погруженная в непроглядную темноту. Джудит тихо прикрыла за собой дверь. Учуяла