Стоит он над нами, презрев безопасность, с цилиндром в руках, что служил ему каской. Над светскою чернью, над сплетней усердной, над окололитературною серью! Великие ветры пронзают лопатки. Он даже и летом не снимет крылатки. И, чувствуя силу, что не программируется, шепчу я: «Спасибо, Речь, наша хранительница!» II С земли корректирует медную ковкость народ Маяковский, И горло другого от выси осипло. Не стойте под Словом, чтоб вас не зашибло! Не медь — матерьял речевого состава — людская печаль, и мученья, и слава. Зураб Церетели в комбинезоне, как меч, целовал эту медь бирюзовую. А вы подымались, где я подымался? Где речь — опора, а не туманность. Не надо мне крана! Как раньше провидцы, сам в небо подтягиваюсь рукавицами. И с пушкинским профилем спутник курчавый кричал мне: «Попробуй! Качает? Качает?» Я лесенкой лез — позвоночником Речи. Народ Кузьмин говорил мне: «Полегче!» Кузмин Михаил — чародей Петербурга. Кузьмин Алексей — пишет по небу буквы. Не смоете губкой, не срезать резинкой с небес эти буквицы русско-грузинские. Такого ни в Цюрихе, ни в Семиречье — прокрашенный суриком Памятник Речи. Два века Георгиевскому трактату. А через два века кто-то, когда-то, прочтя наши впайки, шепнет над гранитами: «Спасибо за памятник, Речь, наша хранительница!» Взойдет и над ним голубой позолотой венец в виде «О», что венчает работу. О небо! О вечность! О трудные годы… Народ — зодчий речи. Речь — зодчий народа. III Что думаешь, Речь, нам лица не показывая, тяжелым венцом над Москвою покачивая? А может быть, это в руке у Вечности чуть-чуть покачивается подсвечник? Другая рука с непонятною силой луну донцем к нам как свечу наклонила. Вставляйте в подсвечник луну небосвода! НАРОД — ЗОДЧИЙ РЕЧИ. РЕЧЬ — ЗОДЧИЙ НАРОДА. ,
На улице Щусева находится Дом архитекторов.
