Бенджи снова посмотрел на гавайскую гитару:
— А сколько тебе было лет, когда ты начал играть?
— О, примерно восемь.
— Восемь! А мне одиннадцать, — сказал он взволнованно.
— Что ж, тогда самое время начать играть, не так ли?
— Ты хочешь сказать, что мог бы учить меня?
— Если надумаешь учиться.
— Да! И прошу, научи, как писать песни и музыкальные композиции. Я сочиняю стихи. Это могло бы помочь?
— Ну, если ты можешь писать стихи, то у тебя получится сочинять и песни.
Бенджи удовлетворенно вздохнул. Он посмотрел на Дэвида вопрошающим взглядом:
— А ты мог бы начать мне преподавать прямо сейчас?
Дэвид покачал головой и посмотрел в окно.
— Нет, не сейчас. Сегодня вечер слишком хороший, чтобы сидеть в душной комнате.
На лице Бенджи появилось разочарование.
— Я думаю, сейчас мы могли бы пойти поиграть в теннис.
Бенджи посмотрел на него, раскрыв рот:
— Что?
— Я хочу поиграть в теннис. Что-то не так?
— Ты и в теннис можешь играть?
— Конечно, почему нет?
— Хорошо. — Бенджи остановился, на его лице внезапно появилось волнение, и он начал перебирать струны на гитаре.
— В чем дело? — поинтересовался Дэвид, — разве ты не любишь теннис?
— Да, мне нравится эта игра, — ответил Бенджи, — только…
— Только что?
— Только… Ну, я не могу быстро бегать, потому что я… ну, своего рода… знаешь ли… толстый. — Он начал вновь теребить пальцами струны.
Дэвид пристально посмотрел на мальчика:
— Я не думаю, что ты толстый. Я сказал бы, что ты плотно сложен.
— Ты действительно так думаешь?
— Конечно. Говорю тебе, года через четыре я бы не хотел встретиться с тобой где-нибудь в темном переулке.
— Что?
— Ну, ты, вероятно, превратишь меня в лепешку.
Бенджи рассмеялся:
— Нет, я не побил бы тебя! Я бы побил врага, а не друга! — Он аккуратно положил гитару на кровать, затем подошел к двери. — Пойдем поиграем немного в теннис.
— Бенджи, — ответил Дэвид, указывая взглядом в сторону гитары.
— Да? — тихо произнес Бенджи, не понимая, что он сделал не так.
— Да нет же, вся в порядке. Просто я хочу, чтобы ты настроил ее для меня к завтрашнему дню, хорошо?
Лицо Бенджи снова осветила улыбка.
— Хорошо!!! Теперь мы можем пойти поиграть в теннис?
— Нет, есть еще кое-что.
Бенджи снова вернулся, нетерпеливо простонав. Дэвид улыбнулся:
— Слушай, как ты уже слышал, Жармейн не собирается больше отвозить и забирать тебя из школы, мы с Жасмин подумали, не был бы ты против, если бы это делал я?
— Что? В твоем «фольксвагене»? — Он открыл рот от изумления.
— Хорошо, что ты не возражаешь.
— Ничего себе! Это же так здорово! И мы можем опускать крышу вниз?
— Да, конечно, можем. А зачем ты хочешь ее опускать?
— Потому что это клево и…
— И что?
— Ну, просто вчера я играл с Додди и наклонился, чтобы забрать у нее мяч, и когда она облизала мне лицо, ее дыхание оказалось настолько отвратительным, что я…
Дэвид засмеялся.
— Идет. — Он подошел к Бенджи, пожал ему руку, и они закрепили свой договор ударом ладоней. — Хорошо, а теперь бежим играть в теннис.
Бенджи, бросив дверь открытой, стремительно побежал вниз, радостно выкрикивая имя Жасмин. Жасмин выбежала из кухни.
— Жасмин! Дэвид собирается преподавать мне теннис и игру на гитаре. — Он посмотрел наверх, туда, где стоял Дэвид. — На моей гавайской гитаре. Да, вот именно. Он собирается показать мне, как играть… на гавайской гитаре. Он уже почти научил меня тому, как ее настраивать!
Дэвид спускался по лестнице и взглянул на Жасмин. Женщина смотрела на него с недоумением.
— Господи, как тебе это удалось?
— О, мы просто немного поговорили по-мужски, и… Ну, в общем, он, кажется, довольно спокойно отреагировал на то, что я буду подвозить его в школу, так что звони Дженнифер. — Он подмигнул ей и последовал за Бенджи.
Глава двадцатая
Сэм Калпеппер бросил на стол документ и откинулся на спинку высокого кожаного кресла. Он мельком взглянул на двух своих финансовых директоров, которые пристально смотрели на него и молчали.
— Что ж, я на самом деле хочу, чтобы мы заключили этот контракт. — Он взял сигару, тлеющую в пепельнице, и сделал глубокую затяжку. — Почему? Потому что распространились слухи, что «Бэйтс», и «Янг», и «Рубикэм» также хотят заполучить этот контракт, — он положил руку на документ, — …и это было бы чертовски хорошо для нашей репутации, если бы мы получили его. Даю голову на отсечение, что СМИ узнают об этом первыми. — Он громко засмеялся, но его смех почти сразу перерос в потрескивающий кашель.
Расс Хоган первым прокомментировал его слова:
— По правде говоря, Сэм, я не думаю, что мы сможем удачно воспользоваться этой возможностью. Мы никогда до этого не имели дел с заказчиком из алкогольной индустрии, не говоря уже о том, что это единственная подобная компания в Великобритании. Я имею в виду, что если мы этим займемся, то нам придется провести немало исследований. И я спрашиваю: а стоит ли оно того?
Сэм медленно кивал, понимая, что это утверждение принадлежит лично Рассу. Он прекрасный финансовый директор и выделяется умением общаться с клиентами, но у него была привычка выступать против всего, не долго думая о том, что собирается сказать, и его последние слова были тому примером.
Сэм поднялся с кресла и подошел к окну, затягиваясь сигарой, затем повернулся и посмотрел на Расса:
— Я думаю, ты не прав, Расс. Вот именно, что стоит. — Он повернулся к столу, резким движением стряхнул пепел в пепельницу и откинулся на спинку кресла, поворачиваясь на нем. — Нам понадобилось около двадцати лет на то, чтобы построить такую крупную структуру, каковой является «Калпеппер Роуэн», но сейчас, я думаю, мы сползли с вершины. И я впервые задумался о том, что лежит в основе успешной деятельности нашей компании, — точнее, чего ей не хватает для этой успешной деятельности. Я могу ошибаться, но все же полагаю, что мы стали слишком удовлетворены своей работой. Наши счета могут быть