пощечину.
Наконец высокий сказал:
— Ну, увидимся, — и пошел к выходу.
— Конечно, — сказал Джосс.
— Спокойной ночи, Томми, — бросил высокий бармену, распахивая дверь и пропуская перед собой собаку.
— Спокойной ночи, мистер Бейлис, — отозвался бармен.
Голова моя дернулась, как на шарнире. Но человек уже исчез, и лишь чуть покачивалась не плотно им прикрытая дверь. Машинально я соскользнула с табурета, чтобы последовать за ним, но меня схватила и не пустила чья-то рука, и, оглянувшись, я увидела, что удержал меня Джосс. На одно удивительное мгновение взгляды наши сцепились в схватке, а потом я вырвалась. Снаружи послышался шум отъезжающей машины. Поздно.
— Кто это? — спросила я.
— Элиот Бейлис.
Элиот. Сын Роджера. Ребенок Молли. Внук Гренвила Бейлиса. Мой кузен. Моя родня.
— Это мой кузен.
— Не знал.
— Вам же известна моя фамилия. Почему вы не сказали ему? Почему не разрешили мне побежать за ним?
— Вы скоро с ним встретитесь. А сейчас слишком поздно, темно и сыро для семейных воссоединений.
— Гренвил Бейлис — это ведь и мой дед.
— Мне приходило в голову, что между вами есть какая-то связь, — холодно сказал Джосс. — Выпейте еще.
Тут я окончательно рассвирепела.
— Не хочу больше пить!
— В таком случае, пойдем поедим.
— И есть я не хочу!
Мне казалось, что это так и есть. Не желаю я дольше оставаться в обществе этого наглого грубияна! Я смотрела, как он допивает виски и слезает с табурета, и на секунду подумала, что он и вправду принял мои слова всерьез и сейчас отвезет меня на Фиш-лейн, чтобы бросить там голодную. Но, к счастью, он не попался на мой обман и, расплатившись за виски, сопроводил меня в дальний угол бара, где поднявшись на один лестничный пролет, мы очутились в маленьком ресторанном зальчике. Я безропотно шла за ним, потому что это было единственное, что мне оставалось делать. К тому же, я проголодалась.
Почти все столики были заняты, но, заметив Джосса, официантка узнала его, подскочила, поздоровалась и подвела к столику, видимо, считавшемуся лучшим в зале и занимавшему узкий эркер окна. За окном можно было различить очертания мокрых крыш, а дальше темную воду гавани, отблески фонарей на набережной и движущиеся огоньки рыбачьих шхун.
Мы сидели друг против друга. Я все еще очень сердилась и не хотела глядеть на него. Я сидела, чертя пальцем узоры на салфетке и слушая, как он заказывает еду. По всей видимости, даже тут права выбора я не имела. Я слышала, как официантка сказала: «И для молодой леди тоже?», словно и она была удивлена этой небрежной манерой, на что Джосс ответил: «Да, и для молодой леди тоже», после чего официантка отошла, и мы остались одни.
Мы помолчали немного, и я подняла глаза. Взгляд его темных немигающих глаз скрестился с моим. Пауза затянулась, и, как это ни смешно, у меня возникло чувство, что он ждет от меня извинений.
Я услышала собственные слова:
— Если уж вы не разрешили мне поговорить с Элиотом Бейлисом, то, может быть, сами расскажете мне о нем.
— Что бы вам хотелось о нем узнать?
— Он женат? — Это был первый вопрос, пришедший мне в голову.
— Нет.
— У него привлекательная внешность.
Джосс согласился со мной.
— Он живет один?
— Нет, с матерью. Их дом в Хай-Кроссе, милях в шести отсюда, но примерно год назад они переехали в Боскарву к старику.
— Дед болен?
— Вы не слишком-то осведомлены про ваши семейные дела, не так ли?
— Нет. — Ответ прозвучал вызывающе.
— Лет десять назад Гренвилу стало плохо с сердцем. Тогда-то он и бросил писать. Но он всегда был здоров как бык и чудесным образом выкарабкался. Он не захотел покидать Боскарву, и за ним стала присматривать эта парочка.
— Петтиферы?
Джосс нахмурился.
— Откуда вам известно про Петтиферов?
— Мама рассказывала. — Мне вспомнились их давние чаепития у камелька на кухне. — Но что Петтиферы все еще в Боскарве, я и вообразить не могла.
— Миссис Петтифер скончалась в прошлом году, так что Петтифер с вашим дедом остались одни. Гренвилу Бейлису восемьдесят лет, а Петтифер, видно, тоже немногим моложе. Молли Бейлис хотела перевезти их в Хай-Кросс и продать Боскарву, но старик был непоколебим, так что в конце концов она и Элиот сами переехали. Без большой охоты, смею вас уверить. — Он откинулся на спинку стула, оперевшись о краешек стола своими длинными чуткими кистями. — Вашу матушку… зовут Лайза?
Я кивнула.
— Я знал, что у Гренвила имеется дочь, у которой, в свою очередь, имеется дочь, но когда вы сказали, что ваша фамилия Бейлис, — это слегка спутало карты.
— Мой отец бросил маму до моего рождения. Она никогда не носила его фамилию.
— А сейчас где ваша мама?
— Она умерла, только на днях. На Ибице. — И я повторила: — Только на днях, — потому что мне вдруг показалось, что с тех пор прошла целая вечность.
— Простите. — Я сделала неопределенный жест, словно отмахиваясь, так как что тут скажешь? — А дедушке вашему об этом известно?
— Не знаю.
— Вы приехали, чтобы сообщить ему?
— Наверное, придется.
Идея показалась мне чересчур смелой.
— А он знает, что вы здесь? В Порткеррисе?
Я покачала головой.
— Он и меня не знает. То есть мы незнакомы. Я здесь раньше никогда не бывала. — И я сделала последнее признание: — Я даже не знаю, как найти его дом.
— Так или иначе, — сказал Джосс, — но для него это будет шоком.
Я заволновалась:
— Что, он очень слаб?
— Нет, не слаб. Он потрясающе крепок. Но он стареет.
— Мама говорила, что он пугающе мужественный. Он все еще может испугать?
Джосс сделал страшное лицо, что никак меня не успокоило.
— Еще как может! — заверил он меня.
Официантка принесла наш суп. Он был из бычьих хвостов — густой, коричневый, очень горячий. Я была так голодна, что, не отрываясь и не произнося ни слова, прямо вылизала тарелку. Когда я наконец положила ложку и подняла глаза от тарелки, то увидела, что Джосс посмеивается надо мной.
