служила Тимке футбольным мячом, и он удачно забивал её между ножек стола, за что ему крепко влетало от бабушки.
Укладывая отцовские книги, Тимка нечаянно задел крышку чемодана; она упала и больно прищемила пальцы.
— Вот беда-то какая! — заволновалась бабушка. — Как же тебя угораздило? Дуй на пальцы-то! Больно, поди?
— А то нет! Больно, да ещё как! — едва выговаривает Тимка, чувствуя, что он вот-вот заплачет. Но надо крепиться: отец говорил, что плачут лишь девчонки, а мальчишкам плакать не положено. Тимка вспомнил, как однажды он увидел себя в зеркале ревущим: лицо было красное, глаза малюсенькие, а по щекам ручейками катилась вода. Вид был, как скапала тогда мама, ужасно смешной. С тех пор Тимка решил не плакать.
Отец вернулся с работы раньше обычного. Это Тимка определил по тому, что бабушка не успела приготовить обед. Набив трубку табаком, отец сел за рабочий стол и принялся писать.
Было так заведено: когда отец занимался, Тимка не должен был приставать к нему с вопросами. Мама говорила, что, когда взрослые работают, дети не должны им мешать. Нельзя мешать? Но почему же взрослые могут мешать маленьким? Не успеешь сесть с карандашом и листом бумаги за стол, а тебя уже гонят с места и требуют подать то одно, то другое. Выходит, взрослые могут мешать детям, сколько им захочется.
Тимка пристально посмотрел на отца. Надо бы с ним поговорить. О чем? Ну вот хотя бы, почему на целине мало людей, из чего там можно сделать рогатку, если в степи нет ни кустика, ни деревца, и вообще что такое целина? Бабушка говорит: «Степя, степя и холодина». Может быть, она и сама не знает, что такое целина.
— Ты о чём задумался? — повернулся к Тимке отец.
— Папа, целина — степь?
— Степь, степь! Да ещё какая! Залюбуешься! — Отец щурится от яркого солнечного света. Выбив из трубки пепел, говорит: — Опаздывает твоя мама. До отхода поезда всего час остался.
Тимка забрался на подоконник и смотрит на улицу: возможно, удастся увидеть маму и крикнуть ей, чтобы она шла быстрее. Бабушка уже принялась расставлять тарелки, раскладывать вилки и едва успела поставить на стол большую салатницу, полную помидоров и огурцов, — раздался звонок. Пришла мама.
Тимке было не до еды: мама ведь сказала, что скоро подойдёт машина и все отправятся на вокзал провожать папу.
На вокзале оказалось так много народу, что с трудом удалось пробиться к вагону, в котором должен был ехать отец. Играл духовой оркестр. Качали какого-то человека; он чудно размахивал руками, высоко взлетал вверх.
Отец отнёс чемодан в вагон, потом вышел на площадку и молча стоял рядом с мамой.
Проводник объявил об отходе поезда, а отец всё не уходил. Подхватив Тимку под мышки, он высоко поднял сына и сказал:
— До свидания. Теперь ты в доме один мужчина. Смотри, чтобы порядок был… Приедешь на целину, в школу пойдёшь. Чуешь? В школу! Готовься…
С вокзала возвращались пешком. Мама шла медленно. Бабушка вздыхала и вытирала глаза платком. Тимке тоже было невесело.
Дома, вспомнив наказ отца, Тимка забрался на стул и решил, что порядок прежде всего следует навести на папином столе: с него надо убрать книги, газеты, банки, в которых отец хранил зёрна.
Ухватив кипу газет, Тимка задел локтем чернильницу и опрокинул её. Чернила широкими ручейками потекли по стеклу.
Мать застала Тимку, когда он газетой стирал со стола чернила.
— Тимочка, ну как же ты чернильницу-то опрокинул? — спросила она и укоризненно покачала головой.
— Я совсем, совсем не хотел проливать чернила! — оправдывался Тимка. — Папа сказал, чтобы я за порядком следил…
Тимке хотелось сказать маме, что он теперь старший в доме и с ним нельзя так разговаривать, как прежде, но, взглянув в мамины глаза, он увидел в них знакомый огонёк неодобрения и виновато забормотал:
— Я больше не буду! Я совсем сотру чернила…
— Ладно, прекрати! — требует мама. — Иди мой руки!
По пути в ванную Тимка задержался на кухне. Бабушка сидела у стола и по зёрнышку перебирала крупу.
— Ты ее считаешь, да? — заинтересовался Тимка.
— Для чего мне её считать-то? Иди умойся да будешь переселяться.
Переселение произошло быстро. Бабушка перекатила Тимкину кровать в мамину комнату. Разъединяться с бабушкой не хотелось, и Тимка попытался протестовать. Мама потребовала, чтобы он прекратил капризы.
— Папа говорил, я теперь остался в доме один мужчина, значит, я старший! — выкрикнул Тимка.
Мама и бабушка переглянулись и рассмеялись.
Ну и пусть смеются! Пристроившись на ящике, в котором хранятся любимые кубики, молоток, пила, конструктор, старые батарейки от карманного фонаря и множество других нужных вещей, Тимка задумался над тем, почему мама не хочет признавать его старшим. Кто же тогда в доме старший? Мама как-то говорила, что старший в доме папа, но сама она часто не соглашалась с ним, и он уступал ей. Выходит, что старшая мама, но она слушается бабушку, особенно когда договариваются о том, какую кашу варить. Было бы хорошо, если бы старшей в доме была бабушка: она обо всех заботится. Отец тоже хороший. Правда, когда кто-то перемешал две кучки зерна в одну, он долго ворчал на маму и бабушку за то, что те хозяйничают на его рабочем столе. По вечерам отец рассматривал зёрна в круглое стекло, взвешивал на малюсеньких весах, а потом пробовал зёрна на зуб и что-то записывал в толстую тетрадь. Было интересно смотреть на отца, как он, сдвинув широкие чёрные брови, подолгу сидел неподвижно, потом, пошевелив зачем-то пальцами, снова принимался писать в тетради. Круглое стекло, щипчики и малюсенькие весы отец увёз с собой на целину, значит, и там он будет рассматривать зёрна и взвешивать их. Где-то сейчас едет папа? Тимка вздыхает.
Через неприкрытую дверь видна мама. Она сидит за столом, склонясь над тетрадями. Ох уж эти тетради! Мама каждый день приносит их много-много и, едва пообедав, садится за чтение. Зачем она берёт домой тетради? Так хочется вечером подольше погулять с мамой в сквере, а она торопится домой, к своим тетрадям. Плохо ещё, что каждый раз, начиная читать и подчёркивать в тетрадях, она просит не отвлекать её от работы и со всеми вопросами обращаться к бабушке. Бабушка на многие вопросы не может ответить: вчера она не сказала, кто главнее в трамвае — вожатый или кондуктор.
В комнату вошла бабушка. Увидев Тимку сидящим на ящике, она спросила:
— Ты, Тимоша, чем тут занимаешься?
— Бабушка! Тебя и меня тоже с музыкой будут провожать на целину?
— Кому это мы нужны, чтобы провожать нас с музыкой?
— Мы ведь тоже на целину поедем?
— Мы с тобой, Тимоша, пятая спица в колеснице, — улыбнулась бабушка. — Мы и без музыки хороши.
Пятая спица в колеснице? Это уже совсем непонятно. Почему пятая? Какая же спица папа? Надо бы спросить маму, но она занята и лучше ей не мешать, а проверить, на месте ли ученический набор.
