Артиллерийская канонада не утихала, ухали, грохали взрывы, содрогались стены блиндажа, сыпалась с наката земля…
— Белянов, родной мой, слушай приказ, — говорил генерал Лыков в телефонную трубку. — Батальон штрафников обескровлен — большие потери, много раненых. Немцы утюжат его позиции уже два часа. Если после этого они атакуют, создается реальная угроза прорыва. Как слышишь? Ага, хорошо. Так вот, перебрось в расположение штрафников батальон Подгорного. И дивизион сорокапяток… А вдруг танки? Слушай, Белянов, хватит прибедняться, приказано — сделано! Ну, вот и хорошо! Действуй, Белянов!
— Товарищ генерал, штрафбат на проводе, — сказал связник.
— Головачев? — спросил Лыков и услышал голос Твердохлебова:
— Комбат Головачев убит. Временно командование батальоном принял на себя.
— Ну и командуй дальше, Твердохлебов, — распорядился генерал. — Приказ о назначении получишь. Что еще?
— Много тяжело раненных. Прошу прислать хоть какой-то транспорт — вывезти людей в дивизионный госпиталь. Помрут люди, — громко говорил в трубку Твердохлебов.
— Только слюни не распускай, Твердохлебов! — резко оборвал генерал. — Раньше я такого за тобой не замечал! Придумаем что-нибудь! Жди!
На другом конце провода Твердохлебов положил телефонную трубку на ящик, ладонью утер мокрое от пота лицо.
За дощатым столом сидели Балясин, Чудилин и отец Михаил.
— Ну, где этот картежник хренов? — зло спросил Твердохлебов.
— Сказал, мигом обернется, — ответил Чудилин, куря самокрутку.
— А Глымов? Шилкин? — Твердохлебов тяжело опустился на табуретку. — За смертью их посылать…
— А сколько нас от первого состава уцелело? — вдруг спросил Балясин. — Считаю — всего девять человек получается…
— Уже хорошо, — усмехнулся Чудилин.
Наверху продолжала греметь канонада, стены блиндажа дрожали.
— Немец совсем озверел — долбит и долбит, — пробормотал Балясин.
— Разозлили мы их здорово… — опять усмехнулся Чудилин.
— Скорее — майор Харченко, — вздохнул Балясин. — Паскудный был человек, как его только земля носила?
— Негоже так, ребята, не по-христиански: про покойника — или ничего, или хорошо, — прогудел отец Михаил.
— Тогда лучше помолчим, — отозвался Балясин. — А ты помолись за нас, батюшка, за всех отверженных и погибших…
Но молчание было недолгим — дверь в блиндаж открылась, и один за другим вошли Шилкин, Глымов и Леха Стира с мешками за спиной. У Лехи была забинтована рука, у Шилкина перевязана голова, и пилотка едва держалась на самом затылке. В ту же минуту рвануло так, что ходуном заходили бревна наката.
— Ну, озверел фашист, мать честная!
Штрафники прошли к столу, сняли свои «сидоры», стали вытаскивать банки, пачки галет, бутылки рома.
— Остатки сладки! — сказал Стира.
— Раздали ребятам все, что было в ямке спрятано. Выгребли подчистую, — добавил Глымов.
— Короче, кормушка закончилась, — заключил Шилкин.
Сообща принялись вскрывать ножами консервные банки, откупоривать бутылки, расставляли алюминиевые мятые кружки.
— Отец Михаил, молитву прочтешь или так поминать будем? — спросил Твердохлебов.
Священник задумчиво смотрел в пространство, словно и не слышал вопроса.
— Э, отец Михаил, ты, с Богом беседуешь, что ли? — опять спросил Твердохлебов.
— Слышь, братцы, — сказал Балясин, — тихо-то как… Перестал немец лупить…
— Небось, снаряды кончились, — хмыкнул Леха Стира.
Снова со скрипом подалась дверь, и в блиндаж спустились Оглоблин, Петельников и Манякин.
— Ну вот, теперь все, — приглядевшись, сказал Твердохлебов. — Садись, ребята…
За столом стало тесно. Дергалось и металось из стороны в сторону пламя коптилки. Твердохлебов разлил ром, пустую бутылку поставил под стол. Все взялись за кружки и разом посмотрели на отца Михаила. Тот кашлянул, прочищая горло, и голос его ровно загудел:
— Со духи праведных скончавшихся души рабов Твоих, Спасе, упокой, сохраняя во блаженной жизни, аже у Тебе, человеколюбче. В покоищи Твоем, Господи, идеже вси святии упокоеваются, упокой и души рабов Твоих, яко един еси человеколюбец. Аминь.
Штрафники встали и, не чокаясь, выпили. Так же молча сели, ножами стали цеплять куски тушенки из банок. Отец Михаил сперва понюхал и съел галету, потом тоже достал нож и принялся за тушенку…
— Кто затеял эту дурацкую операцию с продовольственными складами немцев?! — раздраженно спрашивал командующий фронтом.
— Ответственность несу я, товарищ командующий, — вытянувшись, ответил генерал Лыков.
— Вы-то об этом знали, Сергей Павлович? — глянул командующий фронтом на командарма, который сидел за столом.
Стол был длинный, и за ним плечом к плечу сидели генералы, средних лет и пожилые, совсем лысые и с густыми, с сильной проседью шевелюрами. На стене, в которую стол упирался торцом, висела большая карта фронта, испещренная красными и синими стрелами, кружками и квадратами.
— Да, я был поставлен в известность, товарищ командующий. — Командарм встал, одернул китель. — Я дал разрешение на проведение операции.
— Черт знает что! Фронт к наступлению готовится, резервы по сусекам едва наскребаем, а вы… Сосисок немецких захотелось?
— Честно говоря, армия снабжается продольствием из рук вон плохо, солдаты недоедают, физическое состояние хуже некуда, — набравшись храбрости, ответил командарм.
— Знаю! — резко ответил командующий. — Не вас одних снабжают плохо. И не потому, что доставка продовольствия организована плохо, а потому, что нету! Страна отдает фронту последнее, и это мы должны понимать. Женщины и дети сутками у станков стоят, в голодные обмороки падают — это мы тоже должны понимать, — командующий тоже перевел взгляд на Лыкова. — Потери большие у вас?
— Двадцать четыре особиста с начальником особого отдела дивизии майором Харченко. Остальные штрафники.
— Штрафников сколько? Или вы их не считаете? Они для вас не люди?! — вновь резко и зло спросил командующий.
— Прошу прощения, товарищ командующий, у меня нет точных данных. Что-то около ста пятидесяти человек. По всей вероятности, больше. Точные данные у меня будут к вечеру.
— И что же, вернулись, несолоно хлебавши? Надавал немец по шеям? — усмехнулся командующий. — Так вам и надо! Штрафников только жалко… — Командующий фронтом прошел несколько шагов вдоль стола, повторил, опустив голову. — Очень жалко… Садитесь. Мы к этому еще вернемся. Прошу внимания всех!
Генералы зашевелились, повернули головы к командующему, который остановился у карты и взял в руки короткую указку.
— Получен приказ о подготовке к наступлению нашего фронта. Подробную диспозицию — кому и куда наступать — получим позже. Думаю, месяца через два. Это время 324 мы должны использовать для активной подготовки к наступлению. Чтоб не получилось у нас, как… у генерала Лыкова — пошли за водкой и сосисками, а вернулись с побитыми мордами.
