– Ага! Давайте.
– Не «давайте», – деловито заметила работница почтамта, – а покажите документ.
Осепчук протянул солдатскую книжку, и девушка внимательно посмотрела на фотографию.
– Такая красавица и такая бдительная! – осклабился Осепчук.
Девушка покраснела и отдала документ, а затем и письмо.
Присев на лавочку, Осепчук разорвал конверт. В нем была та же открытка, что он отправлял несколько дней назад, но уже с только ему понятной надписью на обороте: «Анна № 068 16 1б15 п».
Когда на Спасской башне пробило пять с четвертью, Таня машинально подошла к старинным часам, стоявшим на письменном столе отца, и привычным с детства жестом подвела стрелки. Но поняв всю бессмысленность только что проделанной процедуры, завелась еще больше, вновь открыла папку со старыми фотографиями, лихорадочно отобрала несколько снимков и положила их в свою сумочку. Неожиданно в комнату зашла Вера, но Таня сделала вид, что ничего не заметила.
– Ты что, уезжаешь куда-то? – спросила Вера. Таня продолжала игнорировать школьную подругу.
– Тань, я все-таки к тебе обращаюсь! – настойчиво повторила Чугунова.
И тут Татьяна посмотрела на Веру так, что та не выдержала и отвела взгляд.
– Сначала ты за Лешкой бегала, а теперь за моего отца решила взяться?
Это был не просто упрек Это был вызов к бою.
– Ах, вот в чем дело…
Вера с грустью подняла глаза на подругу. В этот момент она испытывала одновременно и злость, и досаду.
– Ой, вот только не строй из себя наивную простоту! Вера еще раз попыталась вразумить подружку:
– Таня, ты не права. Я в твоем доме лишь потому, что так захотел Петр Саввич. Ты же знаешь мои обстоятельства…
Танька, которая уже была готова успокоиться, вспыхнула с новой силой.
– Обстоятельства?! – чуть не закричала она. – Тебе что, пятнадцать лет? Ты что, сама не можешь о себе позаботиться?
В глазах у Веры появились слезы.
– А ты знаешь, что такое остаться совсем одной? Неужели ты не понимаешь?
– Я и понимать ничего не хочу! – сорвалась на крик Таня. – У меня, слава богу, глаза есть. И я вижу, что творится с моим отцом. Все, привет!
Она захлопнула папку, сгребла несколько вывалившихся фотографий со стола и пошла в прихожую. Но, видимо, сказанного ей показалось мало. Уже на пороге она обернулась и со злой усмешкой произнесла:
– Да! Когда в загс соберетесь – весточку черкните.
И хлопнула дверью так, что с антресолей упали старые журналы.
Шапилин шел по кремлевским коридорам, на ходу вытирая пот с лица. Ворвавшись в кабинет, Петр Саввич бросил папку на стол и схватил графин. Лешка, с нетерпением дожидавшийся его все это время, поднялся со стула и нерешительно спросил:
– Есть проблемы? Шапилин осушил стакан.
– Все, Алексей, угомонись. Мы свое дело сделали – остальное не нашего ума. Понял?
– Так точно, понял…
Алексей еще раз внимательно посмотрел на Шапили-на и вдруг произнес:
– Товарищ генерал, прошу освободить меня от занимаемой должности и отправить на фронт.
Петр Саввич сунул Казарину кукиш под нос.
– А вот это видел? Видел?! Да и не получится уже на фронт. На тебя особый наряд имеется.
Шапилин выждал паузу, отдышался и уже спокойно произнес:
– Короче! Завтра утром в Москву возвращается Светлана. – Петр Саввич хитро посмотрел на Лешку и пояснил: – Светлана Иосифовна. Встретишь на аэродроме и приступишь к охране. Будешь лично отвечать за нее головой.
Алексей насупился еще больше.
– Ты на меня зубами-то не скрежещи. Это тебе как знак особого доверия, за мозги твои, да и трепаться ты не будешь.
Последний пассаж тестя Казарин не понял.
– Что вы имеете в виду? Петр Саввич замялся.
– Есть тут кое-какие обстоятельства… Сам догадаешься. А твою фамилию Власик назвал. Понял?
Алексей нехотя кивнул.
– Понял.
