Мастер побега

мира!

Дэк подождал конца тирады и, нимало не обратив на нее внимания, ответил Рэму:

– Я сознаю. Мне кровь не нужна. Я в душегубы не рвусь. Вот только… я еще не услышал твоих конкретных предложений. Куда людей поведу я, мы знаем. А ты бы куда их повел?

Тогда Рэм опять оглядел тех, кто лежал, стоял и бродил неподалеку от места, где Фильш махал лопатой. Человек пять дрыхнут. Прямо на земле – солнышко пригрело, хорошо полежать на солнышке, не так мухи досаждают, как в палатке… Эти просто привыкли: раз есть передышка, то надо поспать. Хоть в каких обстоятельствах, ведь потом могут и не дать выспаться. А сейчас никто не тревожит, стало быть, в самый раз прикорнуть… Быть готовыми к походу? А они готовы. Веди, направляй нас, только разбуди сначала, товарищ господин брат капрал!

Трое или четверо сбились в кучу и сверлят указательными пальцами воздух. Мол, там моя деревня, а вон там – моя, так куда пойдем? Где тут безопаснее? Но 202-й истребительный батальон собирали со всей Империи, поэтому всем прочим хорошего прибежища поблизости не найдется.

Пожалуй, самые отчаянные сразу рванут в лес и примутся разбойничать: благо, последние две недели боезапаса выдавали – хоть жри вместо сухарей. Сначала будут грабить крестьян, потом военные конвои на дороге, а потом их убьют. Либо те же крестьяне наколют на вилы, либо та же охрана при конвоях перестреляет. Но скорее всего просто очередной ядерный удар ляжет в самый раз по тылам Крепости. Это было бы логичным ходом, а южанам в логике не откажешь… Надо уходить.

– Ничего не могу предложить, Дэк. Просто очень не хочу переть против закона… Вся наша старая жизнь закончится прямо здесь, без возврата.

Дэк положил ему руку на плечо и заговорил с большим терпением:

– Знаешь, Рэм, я честный человек. На заводе работал как надо. Все делал по службе как надо. Дисциплину крепко в меня вколотили, когда я в школе младших командиров обучение проходил. Ясно тебе? Я никогда против закона не шел. И теперь не иду. Просто закон перестал защищать простых ребят вроде тебя и меня от сволочи, которая нас морит смертным мором И настало время самим о себе позаботиться. А закон пускай постоит в сторонке, раз ему так скучно заботиться о нас.

Его собеседник склонил голову. Рэм не видел, как еще можно сохранить жизнь, если только не сбиться в кучу, если не добыть себе пропитание, послав устав подальше, и если не уйти в тыл как можно скорее. Здесь оставаться нельзя. В любом случае.

– Ладно, Дэк. Ладно… – поддался он на уговоры капрала.

За два дня до того

Сначала они хоронились от патрулей и заслонов, выставленных тут и там против дезертиров.

Потом начали на них нападать. Под командой Дэка Потту оказалось слишком много людей, чтобы прятаться. Каждый день к ним добавлялись новые и новые толпы солдат, бегущих с фронта.

Позднее те, кого высылали против их отряда, стали к нему присоединяться.

А неподалеку от столицы в то, что было когда-то 202-м истребительным, влилась маршевая команда новобранцев. Численностью она превосходила настоящий штатный батальон.

Вечером того же дня Дэк объявил о трех решениях, принятых солдатским советом Во-первых, сборище дезертиров перестало быть безымянной толпой, оно теперь Повстанческая армия справедливости. Во- вторых, цель армии – сохранить жизнь каждого бойца, пока он не доберется до дома или не найдет иного надежного пристанища В-третьих, он, Дэк, становится главнокомандующим, Рэм и стрелок из бывшей роты поддержки – его помощниками, Толстый – начальником штаба, а Фильш – комиссаром Стрелку поручили распределять харч, избегая стрельбы и поножовщины. Рэму Дэк велел переписать всех повстанцев, желающих официально вступить в армию.

Тот переписал… и сам не поверил в полученный результат.

Под командой капрала Потту, бывшего токаря на казенном кораблестроительном заводе, собрались тысяча триста двенадцать человек…

Сразу после того

– …Иди с нами, Рэм, дружище, – сказал Дэк. – Какого хрена! На севере есть один форт, где за главного мой брат Рад. Он офицер, целый прим-майор. И он там никому не подчиняется. Никому, понимаешь?

Рэм помотал головой. В голове бултыхалась боль. Меньше надо жрать самогон, отобранный у крестьян. Хлеборобы, наверное, совсем свихнулись и гонят пойло из свиного дерьма. Не иначе.

– Если не понимаешь, Рэм, я объясню: он больше не выполняет ничьи приказы, хоть самого главнокомандующего! – Дэк растолковывал ему, как папаша бестолковому, но любимому сынку. – Там все за него горой. Никто не выдаст. Там они – один кулак. Пока тут неразбериха, они освободят целую область от старой власти и заживут сами по себе. Теперь понимаешь, братишка?

– Они что там, решили создать собственное независимое государство?

– Точно.

– Их раздавят, Дэк.

– Некому. Сейчас все начнут создавать независимые государства. Все кому ни попадя, Рэм. Каждая кочка на болоте станет независимым государством Каждая кошка в подворотне сделается королевой собственных котят. Давить их сейчас некому, а когда опомнятся, еще посмотрим, у кого какие козыри будут на руках.

– Я… я… спасибо, Дэк. Но ты знаешь, какой масти я человек. Я живу в столице, учусь в Университете и люблю девушку, у которой там собственный роскошный дом. Как я пойду за тобой, Дэк?

– Да я знаю, Рэм, каждый к своей масти тянется. Только вот что я тебе скажу, братишка, а ты меня послушай… Первое дело: никакой масти у тебя сейчас нет. Где ты там учился до войны? Нынче ты никакой не студент. Ты дезертир. Стало быть, тебе повезло – ты жив! Но везуха твоя странная – ты всем чужой, и любая тварь без разговоров поставит тебя к стенке, а потом ей, твари, ничего за это не будет. Какая твоя масть? Масть твоя сгорела. Ты дезертир и оборванец, ты никто, ты пыль под сапогом, ты хуже пыли. Понимаешь меня?

Рэм терпеливо кивнул. Боль в голове взболтнулась смерчиком.

– Теперь второе дело, – Дэк говорил так, словно наводил в доме уборку, по-хозяйски собирая заблудившиеся вещи и раскладывая их по родным местам. – Рэм, ты же умный. Ты же видишь, к чему все идет. Порядок рухнул, грядет дикое месиво, и каждому лучше бы найти своих, а потом прибиться к ним…

– Для чего – лучше?

– Для сохранения жизни, дружище. Не перебивай, помолчи-ка Тот, кто захочет прожить в одиночку, сам по себе, сдохнет первым. Вот я и говорю: у тебя, братишка, есть свои. Единственные свои, которые тебя никому не выдадут и станут грызться за тебя зубами. С ними не пропадешь, не сдохнешь попусту. Это мы, Рэм Ты для нас свой, а мы для тебя свои, верно я говорю?

– В общем, да, Дэк.

– В общем или верно?

– Не докапывайся. Вернее не бывает.

– Ну, то-то. Ты смелый парень, ты не дурак, Рэм, ты ценный член нашего семейства. И я испытываю большое желание разбить тебе рожу, связать и никуда не отпускать. Потом, может, сообразишь, до чего ты мне обязан, пусть и рожа пострадала… Только я знаю ребят вроде тебя. Если тебя силой принудить, ты оволчеешь. Ты должен сам допетрить… Поэтому запомни, Рэм, запомни, рядовой, накрепко запомни: твой дом теперь здесь. Среди нас. Где мы – там и твой дом. И если там, в твоей развратной столице, тебе прижмут хвост, приходи к нам. В Северный форт Черогу. Че-ро-гу. Мы примем тебя. Девушку свою приводи, ее тоже примем. Понял, ты?

– Понял, Дэк.

– Уходишь?

– Ухожу, Дэк. Прими «Дурехи», она мне больше ни к чему, а в твоем хозяйстве еще, может, пригодится.

– Уверен?

– Уверен, Дэк.

– На, возьми курева на дорожку… И чаю.