утра. Тогда и будут распоряжения. Нынче ночью батальон как-нибудь просуществует без них.
– Бардак, – констатировал Рэм. – Как обычно.
– Так точно, господин унтер-лейтенант! – ординарец ответствовал с неуместной бравостью. – Порядка не хватает! Сознательности в людях мало.
Кажется, он пошел на войну волонтером. Искал тут героики, естественно. Оч-хорошо, сказал бы старинный Аруг Туча.
Где-то он нынче? Как бы не с той стороны, гонит сюда бронированные стада и надеется вбить танковые клинья глубоко в дряблую тушу Хонти…
– Посиди-ка ты тут, в окопе. А я пороюсь вон там, – Рэм показал на старый танк с башней, нелепо отвернутой в сторону. Танк мертво стоял здесь еще до того, как явились ополченцы. – Может, у господ танкистов имелись сухпайки. Если какая-нибудь глупость произойдет, старший после меня – командир первого взвода Ясно?
– Господин унтер-лейтенант, я не могу вас бросить в боевой операции! – Глаза молодого человека светились щенячьей восторженностью.
– Сидеть, я сказал! Ясен приказ?
– Так точно…
Танк поблескивал в свете луны. До него – шагов четыреста-четыреста пятьдесят…
Рэм на всякий случай вынул револьвер из кобуры.
Что ты за зверь? Средний, типа «Копьеносец» с короткой трехдюймовкой? Нет, командирская башенка отсутствует… да и пушечка пожиже. О! «Гром II». Да ты же мой давний знакомец! Мы же с тобой виделись еще в ту, первую войну, когда ты считался отличным средством для прорыва глубоко эшелонированной обороны южан.
Туча, Туча! К чему ты нагнал сюда этакой старой завали? Сволочь ты, Туча Гробы ведь.
Танк стоял в глубокой лощине, между холмами. Склон одного из них дымился – там под ноль выгорели молоденькие деревца, кусты и трава. То ли последствия атомного удара, то ли кто-то попробовал сжечь гусянку из огнемета, но здорово промахнулся… В лобовой части башни темнела овальная вмятина, обрамленная лунным молоком. Снаряд срикошетил – пробоины нет. И вообще непонятно, чем взяли танк. Он как будто цел, ни дыма, ни дырок…
К гусенице прислонился покойник, веселым оскалом поприветствовавший Рэма Кажется, крысы отъели ему ухо. Еще один мертвец – хонтийский сержант-артиллерист – валялся чуть поодаль. Треснувшая и наполовину расплющенная белая каска его укатилась на дно лощины.
Рэм уже полез было к башенному люку, но вдруг увидел еще одно тело. Худющий танкист в бесформенных штанах и какой-то робе с криво нашитыми капральскими погонами. Дрянь, а не форма, едва перекроенные мешки! Старший в экипаже, наверное. Кажется, он пытался заползти на холм, но не смог и лежал теперь, потешно скрючив руки перед собой. Хотел унести что-то важное?
Рэм подошел у телу, выставил револьвер и осторожно потыкал носком сапога. Никакой реакции.
Тогда он медленно перевернул танкиста на спину. Тот тихо застонал. Живой?! Да ведь ты сдохнешь здесь. А взять тебя в плен, так ты сдохнешь с еще большей гарантией. Таких, как ты, капрал, никто не собирается ни кормить, ни лечить… По крайней мере сейчас, пока мясорубка проворачивает человечину с максимальной скоростью.
Дострелить?
Быстрей отмучается…
Вместо этого Рэм вынул фонарик и направил его на раненого танкиста.
Крови-то почти нет, так, царапины… Какая, интересно, баба вцепилась тебе ногтями в лицо? Серьезных ран не видно. Может, ты просто контужен? Впрочем, сейчас, ночью, все равно не разобрать: есть ли в тебе серьезные отверстия, нет ли их… Молодой парень, вчерашний мальчишка. Кого-то ты мне напоминаешь.
Та-ак…
Когда-то, очень давно, несколько жизней назад, именно так выглядел профессор Гэш Каан. Он, конечно, никогда не носил военную форму, питался существенно лучше бедного танкиста, да и познакомился Рэм с господином Кааном, когда тот был намного старше этого полудохлого капрала. Но во всем остальном – вылитый ученый муж, светило биоистории собственной персоной.
Сын? Внук? Да откуда! Впрочем, за эти годы… Племянник? Не исключено. А может, просто очень похож, да и все. Совпадение.
«Чушь!» – сказал себе Рэм. И правая рука его отправила револьвер в кобуру, а левая принялась расстегивать пуговицы на робе.
«Полная чушь, не получится!»
Содрал с него штаны и ботинки. Ну и задохлик же ты, брат… Ранений, кстати, нет. Смотри-ка, пошевелился.
«Идиотская чушь, глупее придумать невозможно!»
О, гвардейская татуировка под мышкой… Проштрафился, стало быть, раз угодил в простую армейщину. Может, тебя учили хонтийскому на каких-нибудь курсах по борьбе со шпионами, задохлик. Тогда тебе придется не так трудно в госпитале с документами хонтийского сержанта…
«По большому счету, ведь чушь же! Что я делаю? Глупо».
Но лучше б ты притворился немым, а потом удрал. При первой же возможности. И татуировку не предъявлял кому ни попадя. Может, не заметят… Штаны бравого артиллериста тебе как раз впору. А вот ступни ты зачем такие отрастил?
Сапоги мертвеца налезали плохо…
Тук! – обезображенная белая каска выскочила из низинки и запрыгала по склону. Револьвер сам собой вскочил Рэму в руку.
– Стой, кто идет!
И голос ординарца в ответ:
– Это я, господин унтер-лейтенант! Вы задержались, и я решил проверить…
– У вас был приказ!
«Пристрелить его, и дело с концом. Проще всего. Спокойно. Просто нажать на курок».
– Не стреляйте, господин унтер-лейтенант. Я вас понимаю: раненый солдат имеет право на жизнь… Пожалуй, помогу вам. И никому не стану докладывать. Вы в полной безопасности!
Рэм удивился: «Надо же, нормальный человек! А я-то думал…»
Удивился и опустил револьвер.
– Собссно, в отношении вас, господин Тану, допрос имеет лишь формальное значение.
Офицер контрразведки устало потер глаза. Снял форменный галстук, выпил водички из графина, стоящего на столе. Голос его звучал хрипловато.
«Похоже, у них тут сегодня конвейер!» – подумал Рэм. Он больше часа ожидал в коридоре встречи со следователем. Конвойные сбились с ног, приводя и уводя, а порой оттаскивая арестованных – тех, кто идти уже не мог. Наконец, охранник ввел его в кабинет, снял наручники и встал за спиной.
Напротив Рэма, через стол, сидел семейного вида дядька с брюшком и залысинами. Судя по обилию циркулей на погонах – целых капитан. Китель он расстегнул. Туго натянутая рубашка позволяла молочно- белому животу кое-где выглядывать на волю между пуговицами. Широкие подтяжки окаймляли центральное взбугрение.
Кабинет сообщался с соседним дверью, кривовато висевшей на петлях. Дверь была приоткрыта, из-за нее доносились звуки спокойного разговора.
Офицер платочком вытер со лба пот и завозился с бумагами. На столе у него лежала целая груда папок, и он долго не мог разобраться, кого конкретно к нему привели. Найдя нужную, он произнес «аха!» и погрузился в чтение.
А потом выдал эту фразу – про «формальное значение».
– Вы хотели спасти соотечественника и военнослужащего вражеской армии, не отрицаете?
– Нет смысла Сожалею о содеянном и готов понести наказание.
– Да-да, разумеется…
