Не так уж часто выпадала на его долю такая удача: видеть, как Дана преображается. Она ведь только делала вид, что любуется утками. Не очень-то ее интересовали эти утки. Здесь, в нашем мире, ее вообще мало что интересовало. Так, некоторые частности. Где-то там, в придонных глубинах океана, на борту субмарины, имеется стальная дверь. За нею открывается коридор, ведущий к иному миру. К старинному деревянному дому посреди волшебного леса, к сосновому бору на берегу теплого моря, к лесным озерам, к лабиринту тропинок, к тишине, к ограде зачарованного сада, к упоительному уединению. Если с утра открыть окно того дома и увидеть, как солнечные лучи пронизывают туман, и услышать, как невидимый дирижер начинает увертюру к птичьей симфонии, то какая сила удержит тебя надолго во внешнем мире? Каким-то непонятным чудом Рэму посчастливилось стать такой силой. Поэтому иногда он видит трехходовую комбинацию: лицо Даны – неподвижное, застывшее – на мгновение мягчеет, а потом вновь «закрывается»; это наблюдатель с перископа подал сигнал за стальную дверь: «Капитан субмарины, тревога!» – и сигнал летит по эфиру, достигает Даны в ее мире, она на миг задумывается; между тем субмарина остается в режиме глубинного плавания; Дана чувствует – нечто тянет ее наружу, там, как ни парадоксально, будет лучше; «Срочный подъем!»; и вот загораются глаза, и вот губы, растягиваясь, предательски сообщают: «Я уже здесь, я с тобой!»
Длинная серая юбка со складками и закрытое – как его женщины называют? – закрытое то, что выше юбки. Форма всех воспитанниц Высших женских курсов. Заколка в форме стрекозы. Волосы открывают высокий лоб. Кожа белее писчей бумаги. По одной древней легенде, раз в столетие библиотекари находят редкое растение: оно неизменно бывает укоренено в какой-нибудь старинной толстой книге. Очень хрупкое. Растение дает один-единственный белый цветок, и на свете нет ничего более белого, нежели его лепестки. Вот и Дана…
– Ты знаешь, новый малый мудрец, какое я хрупкое существо?
Она глянула на Рэма капризно и в то же время положила руки ему на грудь.
– О да! Ты хрустальная роза, и тебя надо беречь. Чтобы ни единой трещинки…
Он накрыл ее руки своими.
– Проблески понимания – налицо. Но отчего же меня можно сберечь, оставив здесь в одиночестве на лишнюю четверть часа? Тебе следует знать: здесь дует от воды, нет ни капли горячего чаю и отсутствует пристойная лавочка, на которой можно было бы отдохнуть.
–
Дана нетерпеливо затворила ему ладошкой уста.
– Стоп! Все это – про свою вину – ты мне еще раз и очень подробно расскажешь в другом месте. В таком другом месте, где много горячего чаю, не очень шумно, нет сквозняков, мало людей и живет хорошая еда. Как ты знаешь, некоторая еда…
– …таковой только прикидывается. А на самом деле есть ее нельзя. Потому что она – плохая.
На ее лице появилось выражение: «Совершенства пока нет, но результат уже неплохой».
– Я вижу, ты разделяешь мои убеждения. Так вот, пожалуйста, отведи меня в такое место прямо сейчас. Я замерзла. И мне необходим чай. Чай, чай! Поэтому место должно быть не слишком далеко. Оно обязано быть рядом. Оно есть у тебя?
– Я захватил с собой две штуки. Обе тут, неподалеку. Ты сможешь выбрать самое лучшее. Там нас уже напряженно ждут.
– Возьми меня под руку. Мне так хорошо с тобой…
* * *
Она выпивает чашку чая…
– Ну вот, я согрелась. Теперь о твоей вине можно поговорить спокойно. – …и берется за вторую чашку.
Рэм развлекает ее маленькими потешками. Иногда ему кажется: когда-нибудь они обязательно станут мужем и женой, но не будет ли он тогда путать жену с дочкой?
Женщина-девочка съедает фруктовый пирог. Тянется к ягодному, но вдруг останавливается и смотрит задумчиво. Берет Рэма за руку.
– Я хотела сказать тебе… ты ведь знаешь, мне
– Да. Я очень внимательно тебя слушаю, ни словечка не пропустил.
– Тогда налей мне из чайника третью чашечку и попроси официанта, пусть подольет нам кипятку.
Налил. Попросил. Подлили. Дана царственно отпила глоточек.
– Понимаешь, мне исключительно редко нравится то, на что я смотрю, то, что я слышу, или то, что я трогаю руками… к тебе вот нравится прикасаться…
Поправляет ему волосы.
– Растрепались, извини… Иногда попадается красивый дом. Особенно если старый или если это церковь. Или крепость. Новые, где живет не одна семья, а множество, – такие… никакие. Одинаковые. Еще бывает красивый человек, красивое растение, красивая вещь… Монета, медаль. Рисунок. Лучше всего раковина Раковина почти всегда – совершенство. В ней нечего исправлять, и поэтому она не сердит и не огорчает меня. Раковины приводят меня в восторженное состояние… Иногда мне снится, что у меня вся мебель – раковинная. Даже кровать – большая фигурная створка с периной… Я долго говорю? Извини, пожалуйста, длинная мысль…
– Не извиняйся. Мне всегда нравилось все сложное. А оно, как правило, еще и длинное.
– Вот и хорошо. Ну, слушай. Чтобы здесь было на что смотреть, я иногда делаю это своими руками. Помнишь, я рассказывала о том, как училась каллиграфии, как делала композиции из виньеток и таких… замысловатых букв… ну… еще вензеля, имена…
Рэм кивнул. Ему нравилось то, что показала Дана. Ее композиции обладали властью над глазами: они долго не позволяли отвести взгляд. Дане удавалось поймать красоту сложного.
– Потом поняла: это уже умерло, это уже мало кого интересует. И научилась делать медали. То есть не только медали, конечно: разнообразные знаки, медали, ордена Но медали мне по душе больше всего прочего. Дядя научил, ему понравилась эта моя забава… Да, именно забава – два года назад я сделала первую медаль, и… ерунда А завтра Императорский монетный двор выпустит первую медаль по моему эскизу – на трехсотлетие династии. Без дяди, конечно, ничего не получилось бы, но… штука выйдет красивая. Правда. По-настоящему.
– Я поздравляю тебя. Я очень рад за тебя.
Рэм обошел столик и поцеловал Дану в щеку. Та не дала ему вернуться на место сразу же. Прежде поцеловала в ответ. Сначала в левую, а потом, чтобы правая не обиделась, – и в правую.
– Но я вовсе не хотела хвастаться тут перед тобой.
– Разве только чуть-чуть.
– Ну да. Но чуть-чуть – не считается.
– Согласен.
– В общем, мне нравится увеличивать количество красивого. Того, на чем можно остановить взгляд и рассматривать,
