А потом разверзся мрак. Гибкие сильные фигуры выпрыгивали на площадку из темноты:
– Стоять! Стоять, никому не двигаться!
Оцепеневшего от страха скарбника приподняло в воздух и со всей силы шарахнуло физиономией прямо о столешницу. Послышался звон бьющихся тарелок.
– Ай-яй-яй, бить человека об посуду в общественном месте… – укоризненно качая головой, старик- официант зашаркал в ту сторону с неизменным совком и веником, – а еще приличная барышня…
Действительно: с легкостью, одной рукой, скарбника на весу держала девушка! По подсвеченной огнями светомузыки площадке метался десяток здоровых накачанных девиц тоже гренадерского роста. Одна из них выпрыгнула из тьмы прямо на Ирку. Друзья увидели жесткую, коротко стриженную челку, выбивающуюся из-под лихо сдвинутого на ухо берета, широкий офицерский ремень, туго стягивающий на талии зеленый десантный комбинезон… Девица оскалила в мрачной усмешке крупные лошадиные зубы… Ирка с жалобным воплем бросилась прочь – таким нечеловечески, невозможно жутким показалось ей это лицо. Краем глаза Ирка успела увидеть, как, волоча за собой Таньку, бежит куда-то охваченный таким же диким ужасом Богдан. В воздухе со зловещим посвистом промелькнула резиновая дубинка. Ахнула, прижимая ушибленную руку, беловолосая ро?бленная. Тараща перепуганные глаза, на Ирку навалился инклюзник Тим…
Ирка вдруг остановилась как вкопанная. Нахмурилась, пытаясь понять, куда это она мчится и что ее так напугало. Рядом, тяжело дыша и недоуменно переглядываясь, стояли Танька и Богдан.
– Чего это мы?.. – начал Богдан.
– А я знаю?! – огрызнулась Танька и устало привалилась к стене. – Эти камни мне уже как родные…
Вокруг продолжали беспорядочно метаться охваченные паникой люди.
– Спокойствие! Дамы и господа, прошу всех сохранять спокойствие! – завиваясь тугим винтом, так что стал вдвое меньше ростом, вопил ведущий.
Парочка воинственных девах с азартными воплями метнулась к нему…
– Эк! – развернувшись, как отпущенная пружина, ведущий врезался макушкой одной из них в челюсть. Нападавшую отшвырнуло на стол. Ведущий распрямился во всю длину – голова на тонкой шее вознеслась выше эстрады, выше стоящей на ней старухи в кожаном тренче, – и, надсаживая легкие, заверещал:
– Прекратить! Немедленно прекратить!
Кот на руках у бабки беспокойно вздрогнул. Остро вспыхнув, широко распахнулись девять пар разноцветных глазищ.
– Ладно, девки, – равномерно поглаживая одну кошачью голову за другой, бабка насмешливо глядела в раскачивающуюся над ней физиономию ведущего. – Порезвились, и хватит! Гоните всех к стенке! – громовым басом гаркнула она. – К стенке, я сказала!
Средняя голова кота распялила рот и муркнула густым басом.
Ирка почувствовала, как на нее наваливается страшная усталость, будто кошачий мяв разом вытянул все силы. Десантница отшвырнула ее к стене, а Ирка в ответ не могла даже рукой пошевелить.
Воительница, державшая Вована за ворот – крупный, кряжистый мужик беспомощно болтался в воздухе, – размахнулась и с силой зашвырнула его в испуганно сгрудившуюся толпу. Тяжелое тело скарбника рухнуло на вопящих приятелей. Образовалась куча-мала.
Многозначительно помахивая резиновыми дубинками, девицы в десантных комбинезонах с омоновской сноровкой выстроились в цепочку, плотным конвоем охватывая согнанных к стене людей. Только одна держалась за челюсть, недобро косясь на торчавшего перед эстрадой ведущего. Панические крики сменились неустойчивой тишиной, лишь слышно было, как возятся на земле сшибленные скарбники да тихонько всхлипывает, потирая локоть, беловолосая ро?бленная.
Кот довольно прижмурил разноцветные глазищи – будто прожектора выключил – и принялся заново умащиваться у старухи на руках. Его девять голов раздраженно шипели одна на другую и толкались, соревнуясь, которая из них уткнется под единственный хвост.
Ведущий неуверенно откашлялся, прочищая горло.
– Мы… гхм, рады приветствовать достопочтенную Бабу Язю, – на его бледной физиономии было написано что угодно, кроме радости, – и ее прекрасных дочерей ягишинь… гхм, воительниц… – промямлил он.
– Кобылиц, – едва слышно выдохнула очутившаяся рядом с Иркой Оксана Тарасовна. – Кобылищами были, кобылищами и остались, все в мамочку, – она гневно поглядела на окруживших их охранниц и принялась зашептывать ушибленный локоть своей подопечной.
– И хотели бы знать… чем обязаны чести вашего появления, – опасливо косясь то на бабку, то на ее кота, продолжал бормотать ведущий. – Надо сказать, эффектного… пожалуй, даже слишком эффектного появления…
– Все-таки решил свое дурацкое игрище устроить, – перебивая его, скрипучим голосом сказала бабка. Ее острые ногти неторопливо почесывали сладко жмурящегося кота за ушами – за одним… за вторым… пятым… восемнадцатым… – А ведь я тебя предупреждала… – она прижала кота покрепче к груди и, переваливаясь, тяжело шагнула вперед. Что-то громко ударило в доски эстрады. Ирка увидела, что вместо одной ноги у старухи протез – такой же пожелтевший и старый, как и ее ногти.
Тяжело пристукивая, бабка проковыляла к краю эстрады. Хищный крючковатый нос нацелился в толпу.
– Ха! – каркнула она. – У вас тут и несовершеннолетние имеются! Я так и знала!
Танька издала задушенный стон.
– Знаешь, кто это? – преодолевая накатившую слабость, прошептала она. – Лысая ведьма! Веб- мастерица с ведьмовского сайта! На что хочешь спорю!
Ирка чувствовала, что у нее нет сил даже кивнуть в ответ.
– Не разговаривать! – отрывисто бросила одна из конвоирш, угрожающе взмахивая дубинкой.
– Дети должны сидеть! – возвысив голос, провозгласила бабка и после короткой паузы добавила: – Дома! – Ее пронзительные глазки, как два шила, вонзались в толпу, поочередно выхватывая девчонок Оксаны Тарасовны. Ро?бленные судорожно вздрагивали, когда в них втыкался этот острый взгляд, враз бледнели, будто на них выворачивали мешок муки, и низко-низко опускали головы, словно на затылок им давила тяжелая рука. – Несовершеннолетние должны быть постоянно и жестко изолированы от общества! Перемещения только в школу и только под конвоем родителей.
– У них каникулы, – потерянно пробормотал ведущий.
– Во время каникул несовершеннолетние должны содержаться в специальных лагерях! Расположенных в отдаленных местностях! – взгляд бабки нашел Таньку.
Ирка услышала, как подруга булькнула горлом, будто ее затошнило, и еще плотнее вжалась спиной в стену, словно хотела просочиться внутрь каменной кладки.
– Тяжелым трудом хоть немного компенсировать ущерб, который они постоянно наносят обществу! И ни в коем случае не перемещаться бесконтрольно! – старуха перевела глаза с Таньки на Ирку. Ведьмочке показалось, что ее ударили по лицу. Ударили очень больно и унизительно, и она вдруг ощутила себя абсолютно беспомощной. Она знала совершенно точно: она никто и ничто. Деваться некуда, старуха сделает с ней что захочет, сопротивляться бесполезно, можно только, корчась от страха, ждать, пока старая ведьма решит ее участь. Ирка почувствовала, что невольно съеживается в комок, под давящим взглядом ее голова покорно опускается…
И тут отчетливо поняла, что если она сейчас, как все, склонится перед старухой, то будет презирать себя всю жизнь. Не сможет без стыда смотреть на себя в зеркало… Даже не сможет жить сама с собой в одной комнате! Она резко запрокинула голову назад. Под черепом вспыхнула острая боль, будто она собственным затылком разнесла нависшую над ней бетонную плиту. Ирка болезненно охнула – и тут же почувствовала, что свободна. Силы возвращаются в тело, внутри закипает яростный рык, а из-под вздернувшейся верхней губы неудержимо лезут клыки…
Но старуха, кажется, ничего не заметила.
– И уж точно ни в коем случае не участвовать ни в каких развлекательных мероприятиях… – продолжала она свою речь, переводя глаза на Богдана.
