Цыганенок Богдан поглядел на старика, и губы его исказились злой улыбкой:
– Ай, напрасно ты пришел сюда, старик! Или ты цыган не знаешь? Или не слыхал, что по таборным законам с предателями делают? – смуглая рука скользнула за голенище, блеснул нож.
– Не нервируйте себя, молодой человек! – старик небрежно отмахнулся и, перевернув вверх дном валяющуюся рядом корзину, уселся, сложив узловатые руки на коленях. – Неужели вы будете кидаться на старого человека с ножом, резать старому человеку глотку? Я не говорю о том, как это сильно некрасиво, но кому оно надо – столько крови?
– Мне, – легко, как тень, панночка Ирина скользнула к старику, и пальцы ее скрючились, наподобие птичьих когтей. – С тех пор как вы, дедушка, меня упырю скормили, мне все время хочется крови, – из-под верхней губы опять блеснули клыки! Глаза засветились безумным жадным светом, оскаленная паненка нависла над стариком, и графиня Татьяна оцепенела, понимая, что сейчас свершится нечто ужасающее!
– Хочется, не хочется, это, деточка, совершенно несерьезное отношение к вопросу, – старик невозмутимо глядел на надвигавшийся кошмар водянистыми подслеповатыми глазами. – Мне тоже хочется спокойно пить по утрам кофий с булочками! А мне говорят: иди, Хаим Янкель, и, как ты есть один из тридцати шести тайных праведников, сделай что-нибудь с этим миром, чтоб он не накрылся хотя бы до завтра. И я иду и делаю, хотя точно знаю, что завтра начнется все то же самое. И если старому ла?мед- во?внику говорят, что мало несчастному городу Каменцу турецких походов, и казацких походов, и польских жолнеров[5], и, тьфу на них, королевских налогов, так еще в город упырь залетел, то старый ла?мед-во?вник хорошо понимает: вот теперь-то город может и не выдержать. Что-то одно надо убирать – или упыря, или налоги. Так, согласитесь, упыря легче! Но что поделаешь, старый Хаим Янкель не может гоняться за упырем с осиновым колом. Во-первых, это был такой сильный упырь, что его уже не брал никакой осиновый кол, а во-вторых, какие могут быть гонки при моем артрите и больной пояснице? Зато старый Хаим Янкель может познакомить упыря с хорошей девочкой, только ай-яй-яй, такой склероз, забывает сказать, кто у девочки папа…
– При чем здесь мой отец? – отрывисто спросила панна Ирина. Жуткий отблеск в ее глазах погас, пальцы распрямились, она слушала старика если и без радости, то хотя бы со вниманием.
– А затем, дорогая моя, что вы от рождения ни одному упырю не по зубам, – старик вдруг отбросил свою обычную манеру речи – будто маску снял. Несмотря на всклокоченные волосы и старый лапсердак, теперь он никому не показался бы жалким. Теперь это был просто усталый человек, обремененный множеством важных и неотложных забот. – Унаследованная вами от отца кровь бога Симаргла – немного не то, что способен переварить упыриный желудок.
– Древний славянский бог Симаргл – ваш батюшка? – изумилась графиня.
– Оставьте, панночка-графинюшка, Ирочка не шибко жалует разговоры о своем непутевом батюшке, – отмахнулся старик.
– Вы мне зубы, как тому упырю, не заговаривайте! – пригрозила панна Ирина. – Как вы… нет, когда вы о нем вообще узнали? В нашем времени, когда игра только началась? Или в средневековье? Как это вы его убирать собрались – перебраться из будущего в прошлое?
– Ирочка, я вас таки умоляю! Каждый день и даже каждую секундочку вы перебираетесь из прошлого в будущее – и вас это почему-то совершенно не удивляет! Поверьте старому ла?мед-во?внику, время – это такой проходной двор!
– Вы меня упырю как червяка на крючке подсунули! – уже вовсе без ярости, скорее жалобно, пробормотала панна Ирина.
– Скорее как отраву, – невозмутимо сообщил старик.
– Вам должно быть стыдно, пан Янкель! – чувство справедливости заставило графиню вмешаться. – Хоть вы и сохранили город от погибели, но поступать так с дамой не подобает!
– Мне и впрямь стыдно, панночка графиня! – старик вдруг согласно кивнул. – Я, дурак старый, думал: куснет он нашу Ирочку, кровушки глотнет и тихо издохнет, и больше никакого от него беспокойства! А он что? – возмущенно переспросил старик.
– А что он? – поинтересовалась графиня и тут же почувствовала, как голова у нее начинает кружиться, перед глазами мелькают странные картины, и она словно проваливается куда-то…
Давящие каменные своды сомкнулись над головой. Черноволосая панночка, смежив очи, бессильно бьется в когтистых лапах упыря. Торжествующий монстр с омерзительным свистом втягивает в себя кровь жертвы… И вдруг его щеки начинают раздуваться. Они надуваются и надуваются, лысая голова превращается в гладкий шар, в котором теряются черты лица, вспучивается шея, распирает рясу вздутый живот, тело жертвы вываливается из безобразно раздувшихся лап чудовища. Взрыв заставляет содрогнуться каменные стены. Клочья бледной кожи разлетаются в стороны, брызги черной, как деготь, крови прихотливыми узорами пятнают камни…
– Он… лопнул, – открывая глаза, жалобным голосом произнесла графиня. – Упырь лопнул, и капли его крови попали вам на губы!
– Я теперь упыриха? – пронзительно глядя на деда, вскричала панна Ирина.
– Еще не совсем – на солнце-то вы пока можете находиться? Но дело, несомненно, идет к тому, – бодро заверил ее старик.
– Дедушка Янкель, а вам не кажется, что для меня это немножко перебор? Что мне делать с когтями, зубами и желанием пить кровь из кого попало?
– Что делать с когтями и зубами, вы лучше меня знаете, – усмехнулся старик.
Графиня сего ответа не уразумела, а вот панна Ирина, похоже, поняла преотлично и сердито нахмурилась.
– А насчет жажды крови – все то же самое, что вы и так собирались делать! У вас остались сутки и половинка – до двенадцати ночи третьего дня – чтобы пройти все туры игры и вырваться из-под заклятья Бабы Яги. Тогда и ваш вампиризм исчезнет. Ну разве что какие-нибудь остаточные явления…
– Так что же… – несчастным голосом протянула графиня. – Все вокруг действительно не настоящее, а лишь глупая игра?
– Ничего она не глупая! Сама ты… – вдруг от души возмутился слушавший их Богдан и замер с открытым ртом, будто сам не понимая, что же такого сказал.
– Прорывается иногда, – одобрительно улыбнулся старик.
– Что прорывается? – переспросила графиня, не вполне, впрочем, уверенная, хочет ли услышать ответ.
– Истинная натура.
Сквозь щелястые стены конюшни послышался странный рокот, а потом длинный гудок.
– Это что такое? – изумленная графиня уставилась на двери. – Похоже, у нас на заднем дворе… гудит пароход?
– Какой еще пароход! Автомобиль это, – досадливо бросила панна Ирина и тоже вдруг замерла точно как ее цыганенок – с открытым ртом. – В девятнадцатом веке – автомобиль? Что за бредятина? – и одним прыжком метнулась к выходу.
Цыганенок помчался следом. Панна графиня попыталась идти, сохраняя достоинство, но потом не выдержала и, подобрав подол, бросилась бегом. Она выскочила на двор – и чуть не завизжала от ужаса. Неспешно пропихивая громоздкую тушу меж амбаром и коптильней, выкатив круглые неподвижные глаза и не переставая рычать, к ним лезло чудище!
– Монстр! – дрожащим голосом воскликнула Татьяна.
Цыганенок повел себя странно – шагнул вперед, оказавшись меж графиней и чудовищем, лицо его стало решительным, а в руке по-прежнему был зажат нож.
– Ничего не монстр! – панна Ирина даже обиделась. – Настоящий «Роллс-ройс», причем старинный! Ты мне сама рассказывала, что это теперь сама гламурная фишка – старинные автомобили тюнинговать, в смысле ремонтировать по-нормальному!
– Когда я вам это рассказывала? – изумилась Татьяна. – И что такое «гламурная фишка»? А этот «Роллс-ройс» – он очень опасный?
– Выхлоп большой, в смысле, загрязняет сильно, а так ничего, – ответила панна Ирина.
Загрязняет? Ужели главная опасность – фу, гадость какая! – в его испражнениях? Графиня еще
