Худо-бедно, но во время войны со своими задачами военная контрразведка справлялась — не особо блестяще, но не хуже, чем те же союзники: кого-то поймали, кого-то упустили. Надо сказать, что порой охотники за шпионами в армейской форме делали необычные находки. Так летом 1917-го именно военная контрразведка вышла на след «немецкого золота», обнаружив, что германские спецслужбы охотно финансируют подрывную деятельность ряда российских политических партий, в том числе большевиков. Но никакого практического значения это открытие, увы, уже иметь не могло…
После создания ВЧК Особые отделы появились почти сразу — в 1918-м. Только вот функции их были совсем иными, нежели у старорежимных контрразведчиков: борьба со шпионажем стояла чуть ли не на последнем месте, главным была «беспощадная борьба с контрреволюцией» и… тот самый внутренний политический сыск, каковой большевики страстно клеймили вплоть до октября 1917-го! Были и иные, весьма существенные, отличия. Структурно особые отделы были частью не военного аппарата, а чекистского; кадровый костяк составляли не профессионалы-контрразведчики, а дилетанты-партийцы. Впрочем, для выполнения основной задачи — вместе с комиссарами держать под неусыпным контролем командный состав и рядовых красноармейцев — этого оказалось достаточно. Опыт пришел со временем — опыт агентурной работы в собственной армейской среде. Ибо основой основ стал осведомительский аппарат — «секретные сотрудники». Причем вербовали сексотов поначалу даже не на идейной, а на чисто меркантильной основе, посему в случае расшифровки на помощь работодателя негласный сотрудник полагаться не мог: «работает на свой риск и не может рассчитывать на официальную поддержку со стороны особого отдела, от которого он получает лишь задачу и плату за свою работу» — из инструкции ОО ВЧК от января 1919 года.
Потом все устаканилось и уже было невозможно представить себе Красную Армию без пронизывающей ее снизу до самого верха системы осведомителей. Особый отдел был в каждом отдельном батальоне, полку, бригаде, дивизии, не говоря уж о корпусах, армиях, фронтах или округах. Так помимо партийного Вооруженные силы были поставлены под жесткий чекистский контроль. И нам могут сколь угодно долго и красочно заливать про подвиги особистов на ниве борьбы с иностранным шпионажем, но вплоть до начала Второй мировой войны их главной задачей было не это (хотя, по мере возможности, занимались и контрразведкой). Процитирую приказ Наркомата обороны и НКВД СССР о работе особых отделов НКВД от 13 января 1939 года: «На особые отделы НКВД возлагаются специальные задачи по борьбе с контрреволюцией, шпионажем, диверсией, вредительством и всякого рода антисоветскими проявлениями в Рабоче-Крестьянской Красной Армии, Военно-Морском Флоте и пограничных и внутренних войсках НКВД…Осуществляют эти задачи путем… организации агентурно-осведомительного аппарата в армии, флоте и среди гражданского населения». Посему особистам вменялось информировать начальство «о всех недочетах в состоянии частей Рабоче-Крестьянской Красной Армии и обо всех проявлениях вражеской работы, а также о всех имеющихся компрометирующих материалах и сведениях на военнослужащих, особенно на начальствующий состав». Этим сказано все: шпионы — шпионами, а главная задача военного чекиста — слежка за личным составом и сбор компромата на комсостав! Сколь успешна была работа особистов можно судить хотя бы по количеству репрессированных в 1936–1938 годы кадровых командиров РККА — около 40 тысяч — это, между прочим, без учета «контры», «шпионов» и «вредителей», выявленных среди военнослужащих-срочников! Так что несложно догадаться, сколь «нежно» относились армейцы к соглядатаям в своей среде. Но ничего этакого, отличного по своей сути от того, что происходило в те времена по всей стране, тут не было: если тайная полиция пасла каждого штатского, то уж человек с ружьем априори требовал особого внимания.
8 февраля 1941 года постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР особые отделы из НКВД передаются в ведение Наркоматов обороны и Военно-морского флота: отныне они подчинены уже не Лубянке, а военным! Однако ни их кадровый состав, ни задачи сих учреждений не изменяются ни на йоту: та же «борьба с контрреволюцией, шпионажем, диверсиями, вредительством и всякого рода антисоветскими проявлениями в Красной Армии и Военно-Морском Флоте», все то же информирование «о всех недочетах в состоянии частей армии и флота и о всех имеющихся компрометирующих материалах и сведениях на военнослужащих армии и флота». 12 марта 1941-го появляется и Положение о Третьем управлении НКО СССР: вот там акцент делается уже собственно на контрразведывательную работу, хотя, понятно, отдана дань и вредителям, антисоветчикам и вообще «проникшим социально опасным лицам».
Недолго музыка играла — 19 апреля высшая Инстанция вдруг пересматривает свое же решение, сделав вывод, что в постановлении от 8 февраля «не учтена… целесообразность единства действий этих органов против антисоветских элементов, подвизающихся одновременно как внутри системы Армии и Военно-Морского Флота, так и вне ее»! Вот так, о борьбе со шпионажем тут вообще нет ни слова! Поняли, кто главный враг и за кем нужен догляд? Правильно… Больше с этой магистральной тропы особые отделы уже никогда не сойдут. Лишь в 1992–1993 гг. Павел Грачев рискнет совершить телодвижения с целью выведения военной контрразведки из состава госбезопасности и переподчинения ее министерству обороны. Безуспешно.
Впрочем, организованное 19 апреля 1943 года на базе особых отделов НКВД Главное Управление контрразведки «СМЕРШ» формально входило в состав Наркомата обороны, но попробовал бы кто из маршалов вякнуть что-то тов. Абакумову! Благо, что наркомом тогда по совместительству работал тов. Сталин… Так что в жизни особистов мало что изменилось: как были чекистами, так ими и остались.
В книге военного контрразведчика Ломова наткнулся на потрясающий пассаж: «в Отечественную войну особисты… арестовали сотни тысяч агентов и диверсантов фашистских спецслужб». Невероятно? Но если еще в мирное время счет обнаруженных только в армии «шпионов, вредителей и диверсантов» шел на десятки тысяч, отчего бы во время боевых действий этой цифири не возрасти уже на порядок?
Только вот по силам ли было даже всем вместе взятым спецслужбам нацистской Германии и ее союзников навербовать аж «сотни тысяч агентов и диверсантов»?! Они, быть может, и хотели бы… Все это из области запредельной фантастики. И нетрудно догадаться, что хотя разоблаченных агентов было и немало, но львиную часть тех сотен тысяч арестованных представляли обычные советские солдаты и офицеры, местные жители. Хотя, если в разряд «агентов и диверсантов» смело занести прибалтийских «лесных братьев», активистов польской Армии Крайовой, оуновцев, членов их семей — как раз и набежит несколько сотен тысяч!
Интересная вещь: существуют сотни, тысячи мемуаров о Великой Отечественной войне, от маршальских до солдатских, и нигде, подчеркну это особо, нигде вы не найдете теплого слова в адрес военных чекистов! В лучшем случае мемуарист просто обмолвится — был, мол, имярек такой. В худшем (особенно в солдатских воспоминаниях) в адрес особистов говорится такое — никакая бумага не стерпит. Даже описание внешности у разных авторов порой типовое: «В кожаном пальто, в фуражке явно не фронтового образца, самоуверенный и надменный… За ним ведь страшная, беспощадная тайна!» — это из книги бывшего помощника Горбачева Анатолия Черняева. Вот и полковник Ломов сетует на то, что особист «обычно изображен как трусливо прячущийся в тылу сытый и щегольски одетый тип, жестоко карающий невинных героев с передовой». Да что там, помнится в знаменитой поэме Твардовского про Василия Теркина особистам тоже выдается на орехи. Если уж даже советская цензура это пропускала, можно представить, какова была та братия наяву и во плоти. Несомненно, у фронтовиков были основания для столь жесткой оценки. И уж солдатской любовью и признательностью чекисты явно никогда и нигде не пользовались!
Особисты — это конкретные люди, но получить какие-то сведения официальные о формировании кадрового состава военной контрразведки невозможно. Прибегнем к полуофициальным, хотя бы к «Несанкционированным мыслям военного контрразведчика» М. Ломова: «Отбор идет из всех видов ВС, лиц с высшим образованием, чаще военно-инженерного профиля… Вчерашний толковый (за редким исключением) командир роты, талантливый инженер, подводник или летчик». Относительно предпочтительности технического образования — действительно, в памяти всплывают имена нескольких знакомых школьных лет, выбравших военную карьеру и спустя несколько лет оказавшихся в органах: все технари! Только вот насчет толковых ротных, не говоря уж про талантливых инженеров, подводников и, тем паче, летчиков — это крутовато загнуто. Таковых среди особистов не значится! Да и не может значиться: отбор ведется среди курсантов военных училищ и, как правило, предложение перейти в другое ведомство
