Я привела столь длинную выдержку из беседы с Анной, потому что способ словесного описания ею своего внутреннего мира дает нам яркое понимание мучений анорексичного подростка. Ее мотивы, ее комплексы и конфликты очень похожи на те, что имеются у Маргарет и у любой другой женщины, тело и дух которой серьезно расщеплены. У обеих девушек образ отца идеализирован — у Маргарет потому, что она отвергла своего отца и с проецировала свою маскулинность на ветхозаветного Иегову; у Анны потом у, что она видела своего отца в праздничных ситуациях и с проецировала своего «реального» отца на «императора», критически оценивавшего достоинство, с которым она принимала наказание от его заместителей. Обе были принцессами, от которых их матери много требовали, также боготворя тиранический образ отца-тирана, который любил до той поры, пока ему повиновались, и отвергал, если ему перечили.
В связи с тем что мать также не осознавала свою собственную фемининность, она не могла передать своей дочери инстинктивную любовь к своему собственному телу, и таким образом фемининное Эго оказалось отщеплено от фемининного духа, заточенного в ее собственной плоти. Ужасающее ощущение «пойманности в клетку» и желание вырваться порождены энергией отвергнутой фемининности, барабанящей по своей тюремной решетке, требуя освобождения. В детстве их энергия была естественным образом направлена на обучение, но требование быть выдающейся порождало у них компульсивную тягу к книгам, к ясности, к точности; чрезмерно чувствительная маленькая девочка, которой хотелось плакать и которая нуждалась в том, чтобы ее обняли, была обречена томиться в тюрьме собственного тела. Ее фантазии об отце разрастаются в неутолимую потребность в совершенстве и истине, усиленную ее враждебностью ко всему «невразумительному, инстинктивному, двусмысленному и бессознательному в ее собственной природе» [108]. И хотя она могла чувствовать свою близость с матерью, они обе — и мать, и дочь — были жертвами негативного материнского комплекса, и обеим угрожал ад «хаоса материнской утробы» [109].
Великая Богиня должна быть признана во время первой менструации. В отсутствии матери, способной инстинктивно помочь ей склониться перед Богиней в низком поклоне за это таинство, за связанную с ним возможность деторождения, за свое собственное тело как инструмент, с помощью которого воплощается Жизнь, дочь реагирует ужасом. Этот ужас пропорционален природе и интенсивности ее отцовского комплекса, который будет более полно освещен в IV главе. Здесь же достаточно сказать, что она улетает прочь от фемининности, отрывается от земли в страстной тяге к совершенству, порядку и к тому, что Шелли называл «белое сияние Вечности» [110]. Эта возвышенность компенсируется фемининностью, которая восстает против полета и яростно стремится обратно к реальной земле, природе, жизни, еде. Невообразимые сексуальные фантазии также переносятся на еду, а в случае религиозной девушки комплекс впоследствии заряжается желанием соединения с Богом как способом освободиться от мира, с которым она не может справиться.
Поступки Анны в детстве немного не соответствовали милой, угодливой, внимательной манере поведения большинства аноректичек. Она изначально была в некотором смысле бунтаркой из-за своих творческих способностей. Она была озабочена тем, чтобы «все делать правильно и соответствовать ожиданиям», но ее чувство юмора и ее честность прорывались сквозь это желание, и из-за этого она казалась непослушной. Однако истинное пламя своей мятежности и уникальность своей личности она прятала, потому что иначе «все отвернулись бы от нее». «Я была слишком честной, — рассказывала она. — Я бы слишком усложнила себе жизнь». Когда развилась анорексия, вместе с нею прорвался и созревший бунт.
В «Золотой клетке» Хильде Бруш подчеркивает, что для членов семьи, в которой растут аноретичные девушки, характерна «очень тесная привязанность друг к другу и исключительная общность мыслей и чувств», но ребенок не «признается как индивид со своими собственными правами» [111]. Здесь стоило бы принять во внимание, что чрезвычайно смышленый ребенок с сильно развитой интуицией, воспитанный в условиях очень близких отношений с родителями, может стать крайне чувствительным ко всему, что бессознательно происходит в доме и за его пределами. Она на самом деле может бросить тень почти на каждую ситуацию, в которой оказывается. Если она озвучивает то, что чувствует, она для всех становится угрозой и при этом начинает ощущать себя Кассандрой. Она учится держать свой рот на замке и втайне, с помощью ручки, формулировать свои мысли. Настоящая ее личность проявляется в написанном. Это может вести к спасению или разрушению.
По своей природе она склонна к перфекционизму, очищению и эстетике. Ее идеал — снять все искусственные маски, пока не обнажится суть. Когда она голодает, все пять ее чувств немедленно обостряются, обостряется и ее чувствительность к собственному бессознательному. Как только она почувствует энергию голодания и свою собственную мощь, высвободившуюся в результате этого, она может решить, что «царственно бы умереть сейчас,/ Без боли стать в полночный час ничем» [112].
Для нее это больше не отрицание жизни, но активное желание совершенства смерти. Любой вид искусства — литература, музыка, танец — может превратиться в «лукавого эльфа», манящего ее к себе. С другой стороны, искусство может стать для нее посредником между двумя мирами. Способность выражать свои чувства в конкретной форме, особенно с помощью креативного танца, может помочь ей соприкоснуться со своим собственным внутренним жизненным духом почувствовать, что в этом мире она дома и ей хочется остаться еще на какое-то время.
В то время как тучная девушка не способна перехитрить природу, аноретичка чувствует, что она побеждает. Может показаться, что дьявольская жизненная сила увлекает одну все глубже под землю, а другую — поднимает все выше в воздух. Тьма в противовес Свету, но обе бегут прочь от жизни. В связи с тем что жизнь аноретичной девушки находится под угрозой, она либо должна посмотреть на свои фантазии с точки зрения реальности, либо стать шизофреничкой или умереть. Неспособность тучной девушки следовать диете позволяет ей держаться за свои фантазии и тем самым избегать признания собственной несостоятельности в столкновении с реальностью. Из-за этих фантазий ей не удается обнаружить ядро собственной личности, и она расплачивается за это потерей самоуважения. Пряча свое невысказанное желание, свое пронизывающее чувство беспомощности и безнадежности, она подвергает себя опасности. Как мы видели в главе II, эта Тьма влечет за собой патологические последствия — физиологические и психологические, — которые могут проявиться, когда она приблизится к менопаузе и почувствует, что уже упустила свою фемининную жизнь.
Некоторые сравнения между тучными и аноректичными девушками даны в таблице 3.
Таблица 3
Некоторые сравнения между девушками с невротическим ожирением и с анорексией
1. Тесная зависимость внутри семейной группы, но девочку не любят за ее индивидуальность.
2. Ригидный контроль дома.
3. Первичное нарушение в самосознании и схеме тела.
4. Неспособность распознавать голод и другие телесные ощущения.
5. Подавленные эмоции, чрезмерная угодливость, слишком сильная жажда осуществить не прожитые жизни своих родителей.
6. Пищевые проблемы, возможно, появились с началом менструации.
7. Инфантильное отношение к сексуальности.
8. Отсутствие понимания своих собственных чувств и фемининных потребностей, как следствие — неспособность жить своей собственной жизнью.
9. Попытка обрести контроль над своей жизнью за счет еды или отказа от еды.
10. Вера в културальную фантазию о том, что стройность решит все ее проблемы.
11. Слабое Эго. Изначальный само обман. Опасность психотического расстройства.
12. Преследующие проекции родителей. Желание быть совершенной уравновешивается чувством внутренней бесполезности, никчемности.
13. Пищевые проблемы связаны с религиозной проблемой и с демоническим Анимусом.
14. Желание смерти компенсируется яростным желанием жизни.
