— Вроде да, спасибо. В понедельник он выходит на работу — его не было две недели. Нам пришлось нелегко, — вздохнула я.
— Тео сказал, что ты много времени там проводишь. — Я пожала плечами и кивнула. — Значит, у вас все налаживается?
— Нет, я бы не сказала. Он собирается переезжать. Мне так жаль, — расстроенно добавила я.
Беверли как-то странно на меня посмотрела.
— Да нет, Роуз, я не Тео имела в виду. Я говорила об Эде.
— А. А… конечно.
— У вас все налаживается? — повторила она, а я выглянула в окно.
— Наверное. В каком-то смысле, да.
— Надеюсь, я не потеряю такую милую соседку, — тихо проговорила она.
— Не знаю, Бев. Возможно…
— Ты хочешь к нему переехать?
— Ну… нет. По крайней мере, не сейчас, я… — Мы свернули на Пиккадилли, и я вдруг увидела женщину с коляской. У нее был сияющий, безраздельно счастливый вид. — Но с другой стороны, — ответила я, — наверное, да. Не исключено, что я вернусь к Эду, я просто пытаюсь… во всем разобраться. Честно говоря, Бев, я совсем запуталась, — выпалила я через несколько секунд. — Помнишь, я спрашивала тебя насчет Мари-Клер Грей, почему она ушла от Эда? — Она кивнула. — Так вот, я решила, что мне ни к чему об этом знать.
— Ладно, — ответила она. — Я догадалась, что ты не хочешь знать, раз больше не спрашиваешь о ней.
— Пусть лучше все это останется в прошлом.
Бев взглянула на меня и кивнула.
— Конечно.
— В любом случае я уверена, что она нелестно о нем отзывалась, а мне не хочется этого слышать.
— Разумеется. К тому же, — Бев теребила поводок Тревора. — я… уже забыла, в чем причина. Значит, скоро все изменится? — бодро произнесла она. Это был не столько вопрос, сколько утверждение. Я представила комнату Тео, которая вскоре опустеет.
— Да. Скоро все изменится, — отозвалась я.
Такси остановилось у входа в Королевскую академию, таксист спустил пандус, и я толкнула коляску Беверли по мощенному камнем дворику Берлингтон-хаус. Здание Королевской академии было прямо перед нами, и слева мы увидели табличку с выгравированными на ней резными позолоченными буквами: «Королевское астрономическое общество».
— Это большая честь, — заметила Беверли.
Я толкнула коляску вверх по пандусу, и, пройдя сквозь стеклянные двери, мы оказались в фарфорово-голубом холле с пилястрами и черно-белым мраморным полом. Следуя за приглашенными, мы прошли направо, в зал Королевского общества. Он был отделан дубовыми панелями, на стенах висели портреты знаменитых астрономов, от которых словно исходило сияние. Зал был уже полон. Справа возвышалась стеклянная витрина со старинными телескопами, а слева стоял столик с экземплярами книги Тео. Я впервые видела его книгу: ее опубликовали так быстро. Мы с Беверли купили по одной и стали пробираться сквозь плотную стену гостей преимущественно мужского пола.
— … у моего нового «Такахаши» отличная адаптивная оптика.
— … я предпочитаю рефлекторы Ньютона.
— … захватывающая лекция по гелиосейсмологии.
— … на прошлой неделе я заметил в созвездии Большой Медведицы огромный болид.
— … вы видели покрытие Сатурна?
— … слишком облачно, но взаимное расположение Земли и Марса особенно выгодно.
— Астрономы такие занудные! — со смехом прошептала Беверли. Тревор шагал перед нами, разгоняя толпу, словно колли, пасущая овец.
— Эй! — воскликнул Тео, увидев нас. — Две мои любимые женщины!
— Поздравляем! — хором проговорили мы.
Он увидел, что у нас в руках его книга.
— Надеюсь, вам дали их бесплатно.
— Разумеется нет, — ответила Бев. — Чудесная обложка, — добавила она.
— Да. Но нам повезло, что книги доставили вовремя к презентации — из типографии их привезли только сегодня днем.
— Мы хотим автограф. Но, пожалуйста, пиши поразборчивей, у тебя отвратительный почерк! — захихикала Бев. — Подпиши для меня и Трева.
— Какие красивые фотографии, — пробормотала я, пролистывая книгу.
Там были снимки, сделанные с помощью телескопа Хаббл: звездные скопления и туманность Стингрей, похожая на длинную розово-зеленую рыбину; Солнце на стадии угасания, выбрасывающее мощные заряды красно-фиолетового газа; осевая галактика — результат столкновения двух галактик, — кувыркающаяся в черном пространстве. Там была фотография Нептуна цвета морской волны с прожилками белых облаков. Комета Шумахера-Леви, врезающаяся в Юпитер, и закат на Марсе. Снимки казались такими прекрасными, что у меня закололо в груди. Я вздохнула и раскрыла книгу на первой странице для автографа. Тео посвятил книгу своему дедушке по линии матери, Хью Адамсу, «первому человеку, который вдохновил меня стремиться к звездам». На соседней странице был список благодарностей: каково же было мое изумление, когда я увидела там свое имя.
— Спасибо, Тео, — сказала Беверли, прочитав подпись, — я очень рада.
— Тео, — произнесла я, — не стоило меня упоминать, я же ничего не сделала.
— Неправда. Ты позволила мне поселиться у тебя, жизнь моя стала намного радостнее, и я мог спокойно работать.
Я улыбнулась. Рука Тео задержалась над страницей на мгновение, а потом он начал писать. Он писал, а я смотрела на него и думала о том, что скоро он от меня уедет, и не представляла себе жизни без него. Астрономические разговоры стихли, наступило полное молчание, и я погрузилась в воспоминания о последних шести месяцах.
Мне кажется, вы будете прекрасны в образе «Венеры» Боттичелли…
Мужчинам моего возраста нравятся такие женщины…
Хочешь взлететь к звездам?..
Галактика — это звездный город…
Мысль о том, что твоя мать, возможно, жива и где-то рядом…
В жизни есть много всего интересного, Роуз…
Если хочешь, я тебя научу…
Теперь добавь имбирь и лемонграсс…
Найди ее — еще не поздно.
— Вот, — сказал он, протянув мне книгу. Я прочитала подпись.
— О, это так… чудесно, — бессильно проговорила я. Глаза защипало от слез. — Это замечательно, Тео. У меня нет слов. — Мы стояли и смущенно улыбались, привлеченные друг к другу силой гравитации или, может, всего лишь давлением толпы.
— Когда ты уезжаешь? — спросила я.
— Сегодня оформили сделку, квартира свободна. Думаю, через день или два.
— Не думала, что это произойдет так быстро, — ответила я. — Это так неожиданно для меня.
— Для меня тоже. Я думал, что на поиски квартиры уйдут месяцы, но все уладилось за две недели. Я буду скучать по тебе, Роуз, — внезапно добавил он.
Мое сердце ушло в пятки.