шестидесяти гребных калалуз и девяноста ланчар. Вся эта свита проследовала с королем Сунды до того места, где находился император, который принял его весьма сердечно и с большим почетом. На пятнадцатые сутки со дня нашего прибытия в Жапару король Демы вышел с флотом в две тысячи семьсот судов, среди которых была тысяча высокобортных джонок, прочие же — гребные суда, и взял курс на Пасарван. 11 февраля он подошел к реке Хикандуре {315}и остановился у бара. Король Панаруки, адмирал флота, убедившись, что крупные корабли не смогут подойти к городу из-за подводных скал и отмелей, приказал их командам сойти на берег, а гребным судам подняться вверх, стать на якорь против города и сжечь суда противника в порту, что и было выполнено. С этой флотилией пошел лично и сам император в сопровождении всех вельмож королевства. Король сундский, который был назначен командующим сухопутными силами, двинулся к городу, с большей частью войска. Когда они подошли к месту, где надлежало разбить лагерь, а именно, к городским стенам, то первым долгом занялись возведением укреплений и расположением артиллерийских позиций, чтобы огнем пушек поражать наиболее важные районы города. На эти приготовления ушла большая часть дня. Ночь же была проведена в пирах и увеселениях, но за осажденными было установлено надежное наблюдение. Когда наступило утро, каждый военачальник занялся своим делом, а все войско продолжало возводить укрепления согласно указаниям инженеров. В этот же день город окружили очень высокими валами с насыпями, укрепленными при помощи толстых балок. На насыпь были втянуты весьма тяжелые орудия, среди которых было несколько орлов и львов из пушечного металла, отлитых в свое время турками и ашенцами под руководством одного ренегата из Алгарвы {316}, называвшего себя после своего вероотступничества Кожа Жейналом, какое же имя он носил, будучи христианином, он скрывал, чтобы не бросить тень на свой род, так как был он отнюдь не низкого происхождения.
Осажденные, отметив беспечность своих военачальников, допустивших, чтобы враг целых два дня спокойно трудился над укреплением лагеря, и не попытавшихся помешать ему в этом деле, сочли это за великое себе оскорбление и попросили своего короля разрешить им в ближайшую ночь испытать силы противника, ибо весьма вероятно, что люди, утомленные тяжелой работой, будут хуже владеть оружием и не выдержат первого решительного натиска.
Король Пасарвана был молод и отличался качествами, за которые подданные его ценили и любили, ибо, как нам рассказывали, он был очень великодушен, не был тираном, сочувственно относился к мелкому люду, был великим другом бедняков и вдовиц и проявлял к ним такую щедрость, что, едва узнав об их нуждах, немедленно приходил к ним на помощь, давая им даже больше того, что они просили. Кроме этих прекрасных качеств, были у него еще и другие, столь соответствовавшие чаяньям народным, что в государстве его не нашлось бы человека, который не отдал бы охотно за него жизнь. Следует добавить, что при нем находился весь цвет его королевства, люди молодые и отважные, не говоря уже об иностранцах, которых он также щедро одаривал и оказывал им всяческие милости и почести, сопровождая все ласковыми словами, — наилучший способ завоевать расположение как малых, так и великих и сделать из кротких овец неустрашимых львов, между тем как иное обращение угнетает души, а порой из неустрашимых львов делает кротких и робких овечек.
Король поставил вопрос, разрешить или нет эту вылазку, на совет старейших и осмотрительнейших, и после того как изрядное время проспорили о том, к чему может привести такой шаг, пришли к единодушному выводу, что даже если счастье совершенно не будет благоприятствовать этому предприятию, все же лучше и менее позорно будет потерпеть поражение в честном бою, чем отсиживаться и безучастно взирать, как их короля будут окружать войска низкого и подлого народа, против всякого здравого смысла и справедливости желающего силой понудить его отречься от веры, в которой воспитались их отцы, и перейти в другую, которую их противники недавно приняли по совету и наущению фаразов {317} , единственный путь к спасению видящих в омовении зада, в воздержании от свинины и в браке с семью женами, из чего всякому разумному человеку ясно и очевидно, что бог не может не быть врагом таких людей и вряд ли будет помогать осуществлению их замысла насильно обратить короля в магометанина и вассала, если, прибегая к самым нескладным доводам, они такой срам объявляют религией. К этому совет присовокупил еще много других соображений, которые показались настолько убедительными как королю, так и всем присутствующим, что все в один голос воскликнули:
— Доброму и верному вассалу так же следует и приличествует отдать жизнь за своего короля, как добродетельной супруге сохранять верность своему мужу, данному ей богом, а посему негоже откладывать столь важное предприятие, напротив, всем вместе и каждому в отдельности необходимо успешно проведенной вылазкой показать, какую любовь мы питаем к нашему доброму королю, который, безусловно, высоко оценит кровь, пролитую за него лучшими бойцами, ибо память о нашей преданности мы хотели бы оставить в наследие своим потомкам.
Глава CLXXIV
Как из города вырвалось двенадцать тысяч амоков и какой урон они нанесли неприятелю
Так как возбуждение в городе в связи с предстоящей вылазкой было чрезвычайно велико, народ не стал дожидаться назначенного королем часа и уже в два часа пополуночи собрался на дворцовой площади, где местные жители имели обыкновение устраивать ярмарки и празднества по случаю храмовых праздников их пагод. Король, весьма обрадованный таким пылом и решимостью, из семидесяти тысяч мужчин, бывших тогда в городе, отобрал для вылазки двенадцать тысяч человек и разбил их на четыре отряда по три тысячи каждый. Во главе в качестве генерала он поставил своего дядю, брата матери, по имени Киай Панарикан, человека на деле показавшего свою приверженность этому плану. Под начало Панарикана же был поставлен и первый отряд. Капитаном второго был назначен другой важный мандарин, по имени Киай Анседа; третьим стал некий иностранец, шампа с острова Борнео {318} , по имени некода Солор, а последнего — другой некода, называвший себя Памбакальюжо. Все они были прекрасные военачальники, весьма храбрые и сведущие в военном деле.
Когда все были готовы, король произнес речь, в которой кратко напомнил воинам, как надеется он на них, и заверил, что сердцем он с ними и что внутри его сердца заключены сердца четырех капитанов, а также сердца всех братьев его — верных вассалов, идущих с ними в бой. После этого, чтобы вселить в них еще более мужества и еще сильнее убедить их в его любви, он взял золотой кубок и собственноручно дал всем из него испить, а у тех, кому он не смог оказать этой милости, он попросил прощения. Подобными речами и проявлением любви все были так воодушевлены, что значительная часть воинов тут же пошла и умастила себя душистым маслом, называемым миньямунди, которым они натираются, обрекая себя на смерть. И этих людей, умащающих себя подобным образом, народ называет амоками.
Когда наступил назначенный для вылазки час, из двенадцати ворот, имевшихся в городе, распахнулось четыре, и из каждых вышло по отряду во главе со своим капитаном. Впереди шли шесть разведчиков из самых смелых воинов, которые были у короля и которым он по этому случаю пожаловал новые титулы и осыпал множеством милостей и подарков, что всегда придает мужество робким, а смелых доводит до дерзости. Четыре капитана, следуя за шестью разведчиками, собрались в определенном месте, откуда должны были напасть на врага. Движимые непреклонной решимостью, они набросились на противника так яростно, что меньше чем за час двенадцать тысяч пасарванов уложили более тридцати, тысяч врагов, не говоря уж о раненых, число которых было много больше и значительная часть которых не выжила. Во время этой схватки взяли в плен трех королей, восемь пате — титул, соответствующий нашим герцогам, — а король Сунды, которого сопровождали мы, сорок португальцев, спасся лишь ценою жизни четырнадцати из наших и тяжелых ранений у остальных, получив три раны копьем. Лагерь был приведен в полнейшее замешательство, и битва была почти проиграна. Сам Пангейран Пате, король Демы, был пронзен копьем и едва не утонул в реке, так как никто не приходил ему на помощь. Вот чего можно добиться внезапным нападением на беспечных людей, ибо прежде чем последние успели собраться с силами, а их начальники построить своих воинов, они дважды были обращены в бегство. Когда наступило утро, стало ясным истинное положение вещей; пасарваны вернулись в город, потеряв всего девятьсот человек и имея
