Работавшая связной пожилая крестьянка Чана вспоминала:
«Ай, Мадонна, было жалко видеть его (Гевару. —
Это была не единственная женщина, которая помогала партизанам. Среди них были и такие, кто в качестве бойцов принимал участие в боевых сражениях. О двух из них Че очень тепло рассказывает в небольшой заметке, которую он назвал их именами — «Лидия и Клодомира» [84].
«С Лидией я познакомился спустя всего полгода после начала нашей партизанской борьбы. Я был только что произведен в майоры и командовал колонной. В одну из проведенных нами молниеносных операций мы спустились в поисках продовольствия в деревушку недалеко от Байямо, что на отрогах Съерра-Маэстры. Там жила одна семья, занимавшаяся выпечкой хлеба в небольшой хлебопекарне. Лидия, которой было тогда сорок пять лет, являлась ее совладелицей. С первого же знакомства с нами Лидия, единственный сын которой находился в нашей колонне, с удивительной страстностью и энтузиазмом стала служить делу революции.
Когда я вспоминаю ее имя, я испытываю нечто большее, чем только признательность и понимание значения деятельности незапятнанной революционерки, так как она питала ко мне какое-то особое чувство расположения и предпочитала работать под моим началом, в какое бы место меня ни посылали. Лидия была нашей связной, выполнявшей специальные задания. Можно сбиться со счета, перечисляя все случаи, когда я или руководство «Движения 26 июля» направляли ее в этом опасном качестве на различные задания. Она доставляла в города Сантьяго-де-Куба и Гавану наши наиболее важные документы, обеспечивала связь для моей колонны, переправляя номера газеты «Эль Кубано либре», доставляла бумагу, лекарства — одним словом, все, что было нужно и когда нужно.
Из-за ее отчаянной смелости с ней боялись идти на задание связные-мужчины. Вспоминаю, как один из них рассказывал мне о ней словами, в которых чувство восхищения перемежалось со страхом: «Эта женщина дала бы фору самому Антонио Масео (один из руководителей в войне Кубы за свою независимость в конце XIX века. —
После того как наш отряд передислоцировался в зону Мина-дель-Фрио в районе Вегас-де-Хибакоа, туда же отправилась и Лидия, покинув наш вспомогательный лагерь... начальницей которого она была некоторое время. Там она энергично и даже несколько деспотически командовала мужчинами, вызывая этим определенную горячность кубинцев, не привыкших к тому, чтобы ими командовали женщины.
Место, где находился этот вспомогательный лагерь, было довольно опасным, а после того как его обнаружили правительственные войска, нашим бойцам не раз приходилось отбиваться от наседавших солдат. Поэтому я попытался перевести Лидию с этой должности, но сделать это мне удалось лишь тогда, когда наш отряд перебазировался в другой район.
Среди случаев, раскрывавших характер Лидии, особенно мне запомнился один. Это было в тот день, когда погиб наш славный товарищ, совсем еще молодой человек по фамилии Хейлин... Этот боец входил в состав группы охранения лагеря, когда Лидия была еще там. Возвращаясь однажды в лагерь после выполнения очередного задания, Лидия заметила осторожно подкрадывающуюся к расположению повстанцев группу солдат противника, которую, без сомнения, навел какой-нибудь шпик. Реакция женщины была незамедлительной: она вытащила свой маленький пистолет и хотела тут же выстрелами в воздух поднять тревогу. Но руки оказавшегося рядом с ней товарища помешали ей выстрелить, потому что это могло стоить жизни и ей, и всем находившимся рядом с ней. Солдаты продвинулись вперед и внезапно напали на часового Гильермо Хейлина. Он храбро защищался, пока не был дважды ранен. Зная, что его ожидало, если бы он попал в руки батистовцев, Хейлин застрелился. Остальным бойцам удалось спастись. Солдаты сожгли все, что можно было сжечь, и ушли.
На следующий день я встретил Лидию. Весь ее вид говорил об огромной скорби и отчаянии по поводу смерти Гильермо Хейлина, и в то же время она негодовала на того, кто помешал ей поднять тревогу. «Пусть убили бы меня, — говорила Лидия, — я уже немолода, зато был бы спасен парень, которому не было еще и двадцати лет». Она вспоминала об этом не раз. Иногда казалось, что в ее постоянно повторявшихся словах презрения к смерти звучали нотки хвастовства, но, несмотря на все это, задания Лидия выполняла превосходно.
Ей было хорошо известно, что моей слабостью были маленькие щенята, и она постоянно обещала привезти одного из Гаваны, но выполнить ей свое обещание никак не удавалось.
В период генерального наступления правительственных войск против Повстанческой армии Лидия бесстрашно выполняла свои обязанности связной. Она уходила и возвращалась в горы, унося и доставляя важнейшие документы, обеспечивала для нас связь с внешним миром. В этой опасной работе ее сопровождала другая женщина, под стать самой Лидии...
Звали ее Клодомира. Так, впрочем, ее называли все, кому она была известна по Повстанческой армии. Лидия и Клодомира стали неразлучными боевыми подругами, вместе выполнявшими самые опасные поручения.
После проведенного нами вторжения в провинцию Лас-Вильяс я приказал Лидии, чтобы она прибыла ко мне с целью использования ее для установления связи с Гаваной и главным командованием Повстанческой армии в Сьерра-Маэстре. Спустя некоторое время мы получили письмо Лидии, в котором она сообщала, что достала мне щенка и что в очередной раз она обязательно привезет его мне в подарок. Но этой последней поездки Лидии и Клодомире совершить не пришлось. Вскоре я узнал, что из-за трусости одного человека, опозорившего высокое звание бойца революционной армии, была обнаружена группа наших людей, среди которых находились Лидия и Клодомира. Все они защищались до последней капли крови. Раненую Лидию захватили в плен и куда-то увезли. Тела Лидии и Клодомиры обнаружить не удалось. Они спят вечным сном где-нибудь, несомненно, рядом, как и сражались рядом в последние дни великой битвы за свободу.
Возможно, когда-нибудь будут найдены их останки на этом огромном кладбище, в которое был превращен тогда весь наш остров. Что касается Повстанческой армии, то среди тех, кто сражался и жертвовал собой в те тяжелые времена, всегда будет жить память о двух бесстрашных женщинах... Для каждого из нас... и лично для меня имя Лидии имеет особое значение. Поэтому сегодня я посвящаю эти строки воспоминаний ей, отдавая тем самым скромную дань памяти о тысячах революционеров, погибших за то, чтобы свобода пришла на наш остров»...
Выше мы говорили о здоровье Че. К этому можно лишь добавить два ранения: о первом — в шею — мы уже упоминали, второй раз — в ногу (в декабре 1957 г.), о котором Эрнесто писал в дневнике:
«Мое самочувствие было неважное: раненая нога болела, и я не мог подняться»[85]. Но в этот момент рядом, во время перестрелки, ранят одного бойца. «Нам стало очень трудно выйти незамеченными из-под сильного огня противника. Не оставалось ничего другого, как ползти... Нам удалось... но мой товарищ потерял сознание, а я, несмотря на боль, сумел добраться до своих и попросил помощи для раненого бойца»[86].
Были и другие, нигде не зафиксированные ранения. Не случайно Эрнесто в беседе с Хуаном Альмейдой, подтрунивавшим над его жидкой бородкой, скажет: «Видишь ли, дружище, у меня нет волос, но зато много пробоин. Разве это не признак настоящего «мачо»?»[87].
(
Мы уже говорили, что все описанные выше события в партизанской войне в основном происходили в
