Че Гевара. Последний романтик революции

По мере удаления от Орьенте колонна старалась избегать населенных мест. Ночью 9 сентября ее головной дозор попал в засаду. В коротком бою был уничтожен небольшой вражеский гарнизон, но противник теперь знал общее направление геваровской колонны. Снова наступили тяжелые дни, напоминавшие Эрнесто первые марши после высадки с «Гранмы».

Гевара писал об этом переходе:

«Голод и жажда, чувство бессилия перед врагом, который все теснее сжимал кольцо окружения, и к тому же страшная болезнь ног... превращавшая каждый шаг бойца в мучительную пытку, — все это привело к тому, что наш отряд стал походить на армию теней. Нам было очень трудно продвигаться вперед. День ото дня ухудшалось физическое состояние наших бойцов. Скудное питание еще больше усугубляло их плачевное положение. Но самые тяжелые дни наступили тогда, когда нас окружили недалеко от сентраля (сахарный завод вместе с плантацией сахарного тростника. — Ю.Г.) Барагуа. Мы оказались в зловонном болоте, без капли питьевой воды, с воздуха нас непрестанно атаковала вражеская авиация... Наша обувь совсем стала непригодной... колючие травы причиняли босым ногам нестерпимую боль. Наше положение было поистине отчаянным...»[115].

И все же благодаря неимоверной воле страдавшего от астмы командира («измученных людей, — пишет он, — можно было заставить двигаться лишь только бранью, оскорблениями, мольбой и всякого рода ухищрениями»)[116] окружение удалось прорвать. Колонна вплавь (!) переправилась через реку, разделявшую провинции Камагуэй и Лас-Вильяс. На горизонте засверкало голубое пятно горного одноименного массива.

И снова обстоятельное донесение главнокомандующему[117] :

«Наконец-то, после изнурительных ночных переходов пишу тебе из провинции Камагуэй (это уже на одну провинцию ближе к Гаване. — Ю.Г.). Надежд на то, чтобы в ближайшие дни ускорить наше продвижение, нет. В день проходим в среднем по 15—20 километров, половина моих людей — на лошадях, но седел нет. Камило находится где-то рядом, и я, чтобы встретиться с ним, ожидал его здесь неподалеку от рисовой плантации Бартлеса, но он не пришел. Равнина, по которой мы идем, огромна, москитов мало, и пока не встретили ни одного каскитоса (армейский солдат. — Ю.Г.); пролетающие над нами самолеты кажутся совсем маленькими и беззащитными. Передачи «Радио ребельде» (радиостанция Повстанческой армии. — Ю.Г.) прослушиваются с большим трудом, и то через Венесуэлу.

Все говорит о том, что правительственные войска не желают до поры до времени вступать с нами в бой, как, впрочем, и мы. Откровенно говоря, меня преследует какая-то боязнь в связи с нашим переходом со 150 необученными новобранцами в эти незнакомые районы. В то же время вооруженная группа партизан численностью 30 человек, не больше, могла бы действовать здесь с большим успехом, революционизируя всю округу...

Что касается моих дальнейших планов относительно последующего маршрута, то сообщить тебе что- либо определенного не могу, так как я сам еще не знаю его точно. Все будет зависеть от стечения обстоятельств, таких, как, например, сейчас, когда мы ждем прибытия нескольких автомашин, чтобы пересесть в них и оставить лошадей, которые были незаменимы во времена Антонио Масео (подробно о нем можно прочитать в докладе Гевары «Антонио Масео» — см. приложения к этой книге. — Ю.Г.), когда не было авиации, но сейчас они хорошо видны с воздуха и служат прекрасной мишенью для самолетов противника. Если бы не лошади, мы преспокойно могли бы двигаться и днем.

Воды и грязи здесь по горло. Повозки, на которых мы перевозим оружие, чтобы сохранить его в исправном состоянии до прибытия в назначенный район, имеют такой вид — хоть пиши с них картину. В пути мы с огромным трудом переправились вплавь через несколько небольших речек; несмотря на трудности, люди в целом ведут себя дисциплинированно, хотя нашей дисциплинарной комиссии приходится подчас принимать строгие меры в отношении отдельных нарушителей. Следующее донесение, возможно, будет из города Камагуэя. Остается еще раз по-братски обнять всех оставшихся в Сьерра- Маэстре, которая уже не видна отсюда».

На календаре стояло число — 16 октября. Мы не случайно называем дату. Дело в том, что Че получил приказ помешать проведению общенациональных выборов, назначенных на 3 ноября, что было осуществить, по словам самого Гевары, «очень трудно, поскольку оставалось мало времени, а также из-за разногласий в революционном движении, которые обходились нам (повстанцам. — Ю.Г.) слишком дорого и подчас стоили человеческих жизней»[118]. Позднее мы кратко остановимся на этих разногласиях.

В результате координации действий с колонной Камило Сьенфуэгоса, действовавшей в северной части той же провинции, удалось полностью сорвать фарс выборов, призванных изобразить Батисту в качестве «приверженца» демократии.

Что касается боевых действий, как уже было показано выше, в сентябре еще ничто не предвещало скорую победу. Перед нами три донесения Гевары Фиделю Кастро за сентябрь[119].

«Сегодня услышали переданное по радио сообщение генерала Табернильи о том, что колонна Че Гевары была якобы разгромлена. Дело в том, что в одном из забытых нами в суматохе вещевых мешков батистовцы обнаружили записную книжку, в которой были подробно указаны имена, фамилии, адреса наших бойцов и закрепленное за ними личное оружие с боеприпасами и снаряжением. Кроме того, один из бойцов, состоящий членом Народно-социалистической партии (компартии. — Ю.Г.), потерял где-то по дороге свой вещевой мешок, где находились партийные документы.

В дальнейшем мы переправились через реки Сан-Педро и Дуран... и достигли местечка под названием Эль-Чичаррон. Здесь из колонны сбежал один тип, присоединившийся к нам в районе Камагуэя, а спустя некоторое время при преодолении одного опасного места пропал некто Хосе Перес, который пришел в колонну перед самым нашим выступлением из провинции Орьенте и который, как я подозреваю, просто дезертировал, прихватив с собой винтовку.

Перейдя железнодорожную насыпь в довольно опасном месте, мы оказались в рисоводческом районе, где расположены огромные владения братьев Агилера. Проводников у нас по-прежнему нет. Поэтому приходится идти по еще кое-где сохранившимся следам колонны Сьенфуэгоса. Начиная с 20 сентября мы идем через сплошную болотистую местность, непрерывно преследуемые правительственными войсками. Несколько оставшихся у нас лошадей пришлось окончательно бросить; топь и зловоние причиняют нам немало неудобств. 20 сентября».

Следующее донесение датировано 29 сентября.

«Сегодня осталась позади последняя рисовая плантация... и когда мы уже вступали на плантации сентраля[120] Барагуа, то неожиданно обнаружили, что дальнейший наш путь полностью блокирован правительственными войсками. Оказалось, что они нас заметили еще до начала этого перехода, и шедшим сзади бойцам пришлось даже отстреливаться тогда. Но мы не придали этому значения, думая, что речь шла об обычной засаде. Поэтому я приказал ждать наступления ночи, рассчитывая, что нам удастся пройти. Когда же я убедился, что мы попали в ловушку и что противник полностью осведомлен о нашем местонахождении и ждет нас, было уже слишком поздно, чтобы попытаться проскочить. К тому же ночь была дождливой и слишком темной, чтобы можно было определить точно, где находятся батистовцы. Пришлось по компасу отойти назад и остановиться на какое-то время посреди топи, прикрываясь небольшой растительностью от вражеской авиации.

Вскоре появились самолеты противника и сбросили весь свой смертоносный груз на находившиеся недалеко от нас деревья с густыми кронами. Батистовские летчики полагали, что мы укрывались среди этих деревьев.

Посланная вперед разведгруппа во главе с лейтенантом Асеведо обнаружила на фланге вражеской позиции не охранявшуюся никем заболоченную лагуну, через которую, как считал противник, нельзя было пройти. Но именно по этой лагуне, осторожно ступая по воде, 140 человек моей колонны прошли около двух километров и миновали последний вражеский пост всего в ста метрах. Мы даже слышали доносившиеся голоса переговаривавшихся друг с другом солдат. Уверен, что они все же слышали шум наших шагов, да и к