Глава 4 РОДНЫЕ ЛИЦА

Вот они, мои старики, отец с мамой... Но почему они так изменились? — удивился Эрнесто. И тут же обожгла мысль: «Наверное, все эти годы беспокоились обо мне, переживали, ведь пресса и радио раза три за эти годы хоронили меня... А я так редко им писал... Бедная моя мама, не чающая души во мне, каково ей было читать, что Че Гевара погиб?! Боже, да у нее появились седые волосы!»

Да, сынок, я всегда очень любила тебя, может быть даже больше, чем остальных моих детей, всегда казнила себя за то, что простудила тебя и в результате — твои муки из-за астмы. Ну а редкие письма? Мы понимали, что не часто ты имел оказию, а пересылать по обычной почте «эзоповы послания» — невесть какая информация для нас. Помнишь твое первое письмо с войны в таком стиле?

Эрнесто, конечно, помнил: «Сперва я думал, что ничего не выйдет и наступит полный развал. Но шеф сумел стабилизировать, а потом даже исправить ситуацию. Теперь мне кажется, что через несколько месяцев он даже предоставит мне отпуск, если все... можно будет оплатить. С каждым днем я все лучше себя чувствую... и собираюсь с помощью шефа сделать карьеру»[131]. Правда, последнее его письмо из Мехико было более понятным: «Решил выполнить главные задачи жизни — выступить против порядка вещей с щитом в руке... Знаки зодиака — хорошие, предсказывают победу, но если ошибутся, думаю, что смогу сказать словами поэта: «И унесу с собой я в землю лишь грусть напева без финала». Победим или умрем»[132].

Ему припомнился даже разговор на эту тему с его другом Хорхе Селайя в Мехико:

Эрнесто: Твои родители, Хорхе, писали мне, что ты уже несколько лет ничего не сообщаешь о себе...

Хорхе: У меня не было времени...

Эрнесто: Революционер не должен забывать о родителях: о нас и так некоторые журналисты пишут, как о бездушных роботах... Всегда можно немного времени выкроить для семьи...

Хорхе: Ты прав, а сам-то часто писал из Мексики родителям? (Эрнесто вспомнил, как он покраснел тогда и пробормотал: «Да, мне тоже следовало бы почаще им писать»)[133] .

На «экране» появился отец:

Знаешь, Тэтэ, Ильда тоже очень переживала, когда газеты сообщили о вашей гибели после высадки с «Гранмы». Она бросила все в Мехико и тут же уехала с дочкой домой в Лиму... Она шла как-то по городу, и у нее украли сумку со всеми документами и твоими стихами. (Эрнесто тут же вспомнил, как он сказал жене, прощаясь: «Возможно, что я умру, но революция победит, не сомневайся», как поцеловал ее в голову, как прижал к себе крошку Ильдиту — «ох ты мой маленький Мао!») (у дочки были с «китайским» разрезом глазки. — Ю.Г.)[134]). Я позвонил ей, — продолжал отец, и сообщил, что заказал для нее авиабилет до Буэнос-Айреса и что получили от тебя записку.

Да, добавила мама, мы были очень рады приезду Ильды и малышки. Из-за сильной жары мы поселились вместе с ними на ранчо. (Прим. авт.: Да, я помню тот знойный январь 1957 года в Буэнос-Айресе, когда термометр показывал в тени +44 при влажности воздуха в 95%!)

Послышался еще один знакомый голос: «А помнишь, Эрнесто, что ты сказал нашей дочурке при прощании? (Это Ильда, подумал Че): «Дорогая моя доченька, мой маленький Мао! Ты еще не знаешь, в каком трудном мире тебе предстоит жить. Когда ты станешь большой, весь этот континент, а может быть и весь мир, будет охвачен борьбой против великого врага. Возможно, меня уже не будет на земле, но пламя борьбы охватит континент»... Когда сообщили о твоей гибели, меня успокаивал старик Байо. Он говорил: «Че был лучшим моим учеником, он прекрасно усвоил то, что я преподавал. Я верю, что он не погиб»[135].

Эрнесто захотелось уже сейчас рассказать Ильде, что он связал свою жизнь с другой женщиной, извиниться перед ней, но сон крепко держал его в своих объятиях... Наконец он открыл глаза и, еще не ощутив границы между только «виденным» и явью, подумал: «Как они все меня любят. Я тоже их очень люблю. Надо пригласить стариков в Гавану и организовать переезд сюда Ильды и дочки»...

Родители не заставили себя ждать — получив приглашение, они тут же пустились в путь. Че встречал их в Гаванском аэропорту. Пока Эрнесто стоял в ожидании выруливавшего самолета, к нему подскочил какой-то шустрый газетчик:

— Какие у вас планы на ближайшее время, команданте? Войдете ли в состав нового правительства?

— Нет, я не войду в правительство, я всего лишь (! — Ю.Г.) майор Повстанческой армии, и, когда ситуация нормализуется, я вновь посвящу себя своей профессии врача. Хотелось бы уехать в Аргентину и немного отдохнуть от тягот двухлетних боев...

— А когда она нормализуется?

Гевара только пожал плечами. И был прав: до этого было еще далеко... [136]

Журналист попросил у него автограф, но Че отказал: «Я же не примадонна театра...»

Еще больше вопросов было от приехавших родителей. Мама спрашивала, что за человек Фидель, чем теперь они с ним занимаются, скоро ли переедут в Гавану Ильда с дочуркой, продолжает ли мучить ее Эрнестито астма. Отец поинтересовался, думает ли он заняться медицинской практикой.

— Знаешь, старина, — сказал Эрнесто. — Давай я тебе подарю свой диплом врача, ты ведь тоже Эрнесто Гевара, может быть, с этой профессией тебе повезет больше. И они оба рассмеялись.

— А как бы нам посмотреть остров на машине? — спросил Эрнесто-старший. Че стал серьезным:

— Если только оплатишь бензин и шофера: я пока не получаю даже жалованья, а к расходам государственных средств мы теперь относимся очень строго...

Мама стала рассказывать, как гордится ее сыном вся родня:

— Даже твои аристократки — тетушки (предки семьи Гевары входили в XIX веке в число самых богатых «100 семейств» Аргентины. — Ю.Г.) важно говорят: «Наш племянник Эрнестито — это знаменитый Че Гевара!»

Поморщившись при этом, Эрнесто поспешил сменить тему разговора:

— Как твое здоровье, старушка? Как ведут себя твои старые болячки? (при этом сын вспомнил, как он собирался в свое первое велосипедное путешествие, будучи первокурсником медфака, но мать перенесла операцию по поводу рака груди, и он начинает проводить опыты на кроликах — чтобы получить новую инъекцию против опухолей. Поездку пришлось отложить на целых пять лет).

Селия что-то пробормотала в ответ, сделав вид, что не поняла вопроса.

— Тэтэ, неужели ты собираешься жить с женой и дочуркой в этой маленькой каморке?

— Нет, в ближайшее время мне обещали предоставить небольшой особнячок одного батистовца, бежавшего в Штаты. Там есть небольшой садик для Ильдиты. — Потом он немного помолчал и добавил:

— Я должен тебе кое-что сказать, старушка. Я их скоро перевезу сюда, но жить с Ильдой не буду: на войне я встретил и полюбил другую женщину — Алеиду Марч из Санта-Клары. Она была моей связной...

Видя, что мать расстроена и молчит, Эрнесто подошел к ней и обнял за плечи:

— Не горюй, старушка, я их не брошу, я очень люблю Ильдиту и буду ее воспитывать. Может быть, Ильда отдаст ее к нам в дом, когда она немного подрастет...

Родители побывали в Ориенте, в местах, где воевал их сын (Фидель, узнав об их приезде, предоставил им машину с шофером и своего адъютанта), и улетели в Буэнос-Айрес. Вскоре приехали и обе Ильды.

Старшая, выслушав объяснения мужа, горько зарыдала. Эрнесто, как мог, ее успокаивал и просил его извинить. Потом добавил:

— Может быть, было бы лучше, если бы я погиб...

Ильда взяла себя в руки и стала вытирать слезы:

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату