способами.
— Где Камаз?! — рявкнул Литвин на замершую толпу мохнатых вехобитов и мало чем отличимых от них женщин.
В рядах произошло волнение. Слаженное движение масс, подобно работе кишечника, извергло ссутулившегося и окончательно потерявшегося Помоева.
— Подойди, Камаз, — повторил Щавель и, когда вехобит приблизился, торжественно протянул монету. — Держи свой рубль, заработал.
Камаз дрожащей рукой принял награду и опасливо оглянулся, а Щавель приосанился в седле и объявил всем присутствующим:
— Выборная форма в органы местного самоуправления показала себя безблагодатной. Отныне я упраздняю этот пережиток прошлого. Пора укреплять вертикаль власти! Светлейший князь Великого Новгорода Лучезавр делегировал мне полномочия решать управленческие вопросы на местах. Руководствуясь данными оперативной обстановки, я заменяю институт старейшин центрально- ориентированной должностью председателя сельского совета, как это было до Большого Пиндеца. На должность председателя назначаю Камаза Помоева, хорошо зарекомендовавшего себя в долгосрочном сотрудничестве с органами охраны порядка. Слава России!
Толпа помалкивала, потупившись. Дружинники подбодрили задние ряды копьями, и стимулируемое, как амёба иголками психопата-биолога, население Спарты нестройно загудело, а потом заголосило хором, с пылким, душевным единством:
— Слава России! Слава России!
Вехобиты уже не зырили в землю, а прожигали огнём чёрных глаз новоиспечённого председателя, который, зажав в кулаке Иудин сребреник, бормотал омертвевшими губами:
— Слава… Ватаа! Слава…
— Хорошо быть Бараном Сараевым и печально Камазом Помоевым. — Щавель расслабленно покачивался в седле, возглавляя растянувшуюся по лесной дороге колонну. За спиною Щавеля висел в налуче его лук и колчан со стрелами, на поясе — нож работы Понтуса Хольмберга из Экильстуны. Трофеи обнаружили в избе старейшины висящими на ковре. Дряхлый абрек не утратил страсти к коллекционированию. Легендарный автоматический пистолет тоже был найден и перекочевал в котомку Лузги. Заняться им оружейный мастер планировал на ближайшем привале. — Грабить караваны, драть гусей и гулять в кабаках дольнего Подмосковья всяко лучше, чем остаться опорой вертикали власти в разбойничьем селе.
— Барана Сараева отыщем, — молвил ехавший рядом Литвин. — Вернёмся из командировки и опять на болота. На сей раз я устрою Барану персональную проверку по всему хозяйству. Чёрта с два он от меня уйдёт, скотина немытая.
«Сжечь бы Спарту, да нельзя, светлейший не одобрит, на попрёки изойдёт, а я уже достаточно натворил добрых дел, чтобы прямо сегодня изничтожать посёлок дорожных рабочих, — думал Щавель, посвежевший после хорошей охоты. — Сделавшись князем, Лучезавр стал рачительным до тошноты. Ему состояние дорожного полотна Великого тракта, который подновляет Спарта, ценнее ущерба от волчьего логова у торговых путей».
— Камаза Помоева тоже не забывай, — напо мнил Щавель. — Если председателя сельсовета убьют, значит, вехобиты отвергли прогрессивную форму княжеского правления.
— А ему не жить, — хмыкнул в усы Литвин.
— Дело не в Камазе, а в должности председателя. Если его изничтожат и опять выберут в совет старейшину, спартанцы тем самым поставят под сомнение власть светлейшего князя и заставят усомниться население других вехобитских деревень. Оттуда зараза неповиновения поползёт по всему краю, там и до бунта недалеко. Значит, спартанцев надобно покарать в назидание остальным, чтобы сохранить порядок на Великом тракте.
Литвин пожал плечами, то ли соглашаясь, то ли возражая.
— Великий тракт — торговая магистраль первостепенной значимости, — отчеканил Щавель. — Равно как Водный путь, ради которого пришлось казнить ростовщика, пусть даже это привело к войне с Озёрным Краем. Важность возложенной на нас задачи не имеет равных на текущий момент, ты понимаешь это, сотник?
— Светлейший выделил мне ещё две десятки из личного резерва, чем кагбэ намекал, — кивнул Литвин.
— Понимаешь, значит. Когда ты вернёшься с рабами, я буду далеко, — Щавель устремил неподвижный взор в небо над краем леса. — Так что придётся тебе принимать решение на месте. Не бойся ответственности, кто-то должен раздавить гадину в её гнезде.
— Будет приказ светлейшего, всю Спарту с землёй сровняю.
— А ну как придётся действовать по обстановке? Например, столкнувшись с яростным сопротивлением отрицательно настроенного элемента. В Новгород гонца не пошлёшь для получения княжеского соизволения, времени не будет. Как поступишь пред лицом крайней опасности, отступишь или казнишь бунтовщиков?
— Новгородский ОМОН ещё ни перед кем не отступал, — вскинулся Литвин, но опомнился и надул щёки: — Допустим, возгоню я немытых обратно на болота или перевешаю, а кто дорогу делать будет?
— Из Озёрного Края пригоним. Только не рыбаков из Осташкова с их эффективными пацанами, а взрослых работных мужиков с бабами. Пусть селятся в пустые дома и детей заводят. Кроме того, селигерских в обязательном порядке надобно смешать с китайцами, их что-то много на финской границе развелось, тоже имеет смысл переселить. Я князю об этом вчера отписал. А мохнорылых помножить на ноль. Как только они завалят назначенного представителя государственной власти, у тебя сразу будет веский повод припомнить остальные грехи спартанцев и, по совокупности содеянного, зачистить село по полной программе. Самому же легче с разбойниками управляться, когда рассадника под боком не станет. Нет поддержки местного населения, нет боевиков. Нет боевиков — на земле мир, порядок, торговля и процветание. Закон жизни такой, улавливаешь?
Глядя, как Щавель фалует Литвина подписаться на голимую мокруху, Лузга чуял, что идея запала в душу сотника. Это было зерно, брошенное на удобренную разбойниками почву, которое непременно взойдёт и даст плоды.
Вехобитов ожидала жатва скорби.
Глава двадцать вторая,
На ночёвку остановились в Ведном, гостеприимной деревне Великого тракта, удалённой от Спарты на тринадцать вёрст. Самый большой постоялый двор не сумел вместить весь отряд, потому Щавель и Карп встали отдельно, а по соседству разместились дружинники.
После ужина Скворец отвёл Михана на собеседование.
— Слышал, ты хочешь в дружину вступить?
Литвин принял кандидата в трапезной за угловым столом у окна. Кроме сотника, в приватном разговоре присутствовали сидевший рядом Сверчок, да переминался с ноги на ногу Скворец, как понял Михан, поручители.
— Очень хочу, — не задумываясь, ответил парень.
— Экзамен придётся сдать. И потом пути назад не будет, — предупредил Литвин, подкручивая ус. — Из органов возврата в народ нет.
— Я готов! — заявил Михан. — Сделаю что угодно. В Тихвине бедовать сил нет, я туда всё равно не вернусь.
— Натворил чего?
