– Они уже идут, Ричард! – закричал он. – Посмотри сюда, ты сам увидишь. Черт тебя подери, Ричард Кравер! Загляни сюда! – настаивал он, не получая никакого ответа. – Об одном прошу – посмотри!
Стены туннеля сотрясались, и камни, уложенные Гарвеем, пришли в движение. Что-то давило на заграждение изнутри, все сильнее и сильнее.
– Ричард, посмотри!
Камни теперь уже сыпались, словно из земли струился поток. Маркусу показалось, что стена с минуты на минуту взорвется.
– Ричард!!!
Наверху показалось жирное тело старшего Кравера. Как раз вовремя, так как среди камней показалось некое подобие черного копья. Нет, на копье это орудие было непохоже, оно скорее напоминало огромный бур. Ричарда это зрелище парализовало. Он словно впал в состояние гипноза и был не в силах отвести взгляд от чудовищного инструмента, разрушавшего хрупкое заграждение из камней.
– Чего ты ждешь? Спускай скорее эту чертову лестницу! Ричард!!!
Последний окрик вывел старшего Кравера из оцепенения. Он посмотрел на Маркуса, словно видел его впервые.
Действия, продиктованные отчаянием, не всегда бывают бесполезными: каменное заграждение спасло жизнь Маркусу Гарвею, потому что, пока тектоны пробивали ее, Ричард смог на минуту задуматься. Уильям был не в состоянии предвидеть этой роковой для него лишней минуты. Старший Кравер мысленно повторил инструкции брата. В глубине шахты умолял о помощи человек, на которого надвигались страшные буры с черными остриями. Следовательно, ничто не мешало ему спустить лестницу. И Ричард спустил ее.
Маркус бросился к ступенькам. В этот момент из отверстия показалась голова первого тектона. Ее полностью скрывал шлем, в котором были только три небольшие дырочки – две для глаз и одна для рта. Пришелец пользовался шлемом как тараном, раздвигая последние камни, которые лежали у него на пути. Вслед за головой появилось туловище в белой кольчуге, припорошенной красной пылью. Его руки сжимали бур. Это был скорее инструмент для пробивания стен, чем оружие, но у Маркуса не возникло ни малейшего сомнения в том, что тектон попытается его убить, вонзив бур в спину, когда он будет подниматься по лестнице. Гарвей нагнулся, схватил горсть красной земли, бросил ее во врага, стараясь попасть в отверстия шлема, и взлетел наверх, как бесхвостая ящерица.
Когда тектоны бросились за ним вдогонку, Маркус был уже на склоне «муравейника».
– Лестница!
Ричард и Маркус едва успели ее убрать. Пока они поднимали ее, им было видно, как зал, похожий на выдолбленную тыкву, с невероятной скоростью заполняется белыми телами. Меньше чем за минуту из дыры вылезла, наверное, целая сотня тектонов.
– К частоколу! – закричал Ричард.
Они утащили лестницу с собой, выбежали из крепости через подъемную дверь и закрыли ее за собой. В это время из палатки вышел Уильям.
Он даже не успел одеться, на нем были только черные сапоги и белые брюки. Вероятно, он удивился, увидев Маркуса в живых. По словам Гарвея, они не стали ничего выяснять, потому что им было дорого время: до сражения оставались считанные минуты. Но я думаю, что иногда в словах нет никакой необходимости: молниеносно обменяться репликами можно и с помощью взглядов. Глаза Маркуса, вероятно, сказали Уильяму: «Я знаю, что ты хотел убить меня». Уильям, должно быть, ответил: «Честно признаться, мне совершенно безразлично, жив ты или мертв». Взгляд Ричарда кричал только об одном: «Я боюсь!»
– Ричард, иди к бойнице на отметке «двенадцать», – приказал Уильям. – И не стреляй, пока я не начну.
Ричард послушно обошел частокол, двигаясь к северной его стороне. Когда Маркус и Уильям остались одни, младший Кравер бросил ему ружье одной рукой – оно перелетело через разделявшее их пространство, описав в воздухе параболу. Маркус, стараясь поймать его на лету, сделал такое неловкое движение, что едва не упал. Уильям спросил:
– Ты умеешь с ним обращаться?
– Нет.
– Ты парень неглупый, научишься.
Они заняли свои места по обе стороны от двери: на отметках «семь» и «пять». Их ружья выглядывали через длинные щели горизонтальных бойниц прямоугольной формы. Таким образом, каждое из ружей перекрывало все внутреннее пространство. По другую сторону частокола, на отметке двенадцать, виднелось ружье Ричарда. Его дуло беспрерывно двигалось в бойнице в поисках мишени, однако таковой пока не было: возле «муравейника» царило непонятное спокойствие.
– Чего они ждут? – спросил себя Уильям. – Почему не вылезают?
Время, казалось, остановилось. Жара стояла нестерпимая. Маркус отложил свое ружье в сторону. От духоты голова у него шла кругом, и он прислонился лбом к бревнам частокола. Перед глазами поплыли желтые круги. Струйки пота стекали по его щекам, встречались на подбородке и сбегали оттуда на землю небольшим вертикальным ручейком. Гарвей заметил, что комары скользили по его телу вниз, потому что пот был слишком вязким для их тоненьких ножек. Стена частокола окружала «муравейник», а сельва – прогалину. Тысячи шумов и звуков, производимых животными, поднимались к небу, как пар из кастрюли. Иногда слышался скрежет, словно тормозил поезд, или скрип, похожий на жалобы старой качалки, которой приходится выдерживать слишком тяжелый груз. Но один звук присутствовал постоянно – непрерывное зудение насекомых, безумных в своем отчаянии: словно скрежет тысяч крошечных челюстей, трущихся друг о друга.
Что-то привлекло внимание Маркуса. Он взглянул на небо, словно хотел узнать, не пойдет ли дождь, и сказал Уильяму:
– Уже идут. Слушай.
Тишина упала на прогалину подобно метеориту. С того далекого дня, когда экспедиция вышла из Леопольдвиля, звуки сельвы сопровождали их постоянно – днем и ночью, ночью и днем. Они были то
