– Не могу, – сдался Маркус на третью ночь. – Скорлупы слишком глубокие. У меня не хватает времени, чтобы перебрать все предметы.
– Ты должен его найти! – настаивал Уильям.
– Тогда ты должен его отвлекать! – прозвучало в ответ. – Мне нужно время. Я должен запустить руку в самую глубину, чтобы поискать хорошенько. Это наша последняя возможность. Мне нужно несколько лишних секунд. Если не отвлечешь эту тупую гориллу, она заметит, что я делаю.
– А если отвлеку, он пустит в ход свою колючую дубинку, – сказал Уильям.
– Или мы рискуем, или нам никогда не найти никакого пистолета.
У Уильяма на лице появилось странное выражение: он стал похож на ястреба, который сомневается в том, настал ли момент спуститься с высоты.
– А может быть, ты сам хочешь запустить руку в рюкзак? – предположил Маркус. – Предпочитаешь, чтобы тебя застали за этим делом?
– Сегодня ночью, – решился наконец Уильям.
– Давай! – сказал Маркус, и Уильям резко вскочил. Тектон-горилла не верил своим глазам: человеческое существо направлялось к нему, жестикулируя и громко разглагольствуя.
– Мне очень жаль, господин Смит, – кричал Уильям, – я должен сообщить вам, что данный банковский перевод не действителен, он не дошел до своего получателя!
Остальные тектоны проснулись и стали размахивать дубинками, но пока не трогали пленника. Поведение Кравера настолько походило на самоубийство, что они заподозрили какой-то подвох и окружили его, недоверчиво разглядывая. Маркус воспользовался случаем и принялся лихорадочно перебирать пальцами внутри скорлупы.
– Клянусь вам, что это не моя подпись, господин Смит! – продолжал Уильям. – И мне неизвестно, кто положил на счет, открытый на мое имя, двести тысяч фунтов, господин Смит!
Это не то, не то, говорили пальцы Маркуса, двигавшиеся со скоростью, которой позавидовал бы любой карманник. Где же револьвер, где он? Но его не было, не было нигде. Тектоны решили, что безумие Кравера не заключало в себе опасности, и набросились на него все сразу, с четырех сторон. У Маркуса от досады слезы навернулись на глаза. Где он, где?
– Не сообщайте об этом в полицию, господин Смит! – стонал Уильям, получая пинки и удары дубинок. – Мой отец все уладит, господин Смит!
Тектоны смеялись. Теперь они колошматили Уильяма не для того, чтобы наказать его, а просто для развлечения. Но скоро им это надоест. Слезы Маркуса кислотой жгли его щеки. Движения пальцев скорее подчинялись нервным спазмам, чем осмысленным приказам его воли. И вдруг он почувствовал холод.
«Боже мой! – вдруг догадался он. – Это же револьвер, револьвер, он все время лежал здесь!» Все эти ночи он хотел почувствовать под пальцами оружие. Но у того предмета, который оказался у него в руке, не было рукоятки, а курок не был защищен ободком. Свойственная людям привычка правильно брать предметы не позволила Маркусу узнать в этом покалеченном оружии цель его поисков. Однако это был именно он: револьвер, утративший рукоятку.
Тектоны отбросили Уильяма к Маркусу, точно он был мешком с картошкой, и забыли о нем. Кравер представлял собой грустное зрелище: из носа, точно из крана, текла кровь, а бровь над правым глазом набухла, как маленькая шина. Но у Гарвея было для него лучшее в мире лекарство. Он повернул к нему ладонь. На ней лежал револьвер, о котором они так мечтали. Губы Уильяма зашевелились – это был сдержанный крик.
– Револьвер! Слава богу. Давай его сюда! – сказал он, протягивая руку, чтобы завладеть оружием. – Подонки тектоны… я вас сейчас уничтожу!
Маркус уже было хотел по наивности отдать ему револьвер, но тут в его сознании молнией промелькнула мысль. На долю секунды перед ним возникла сцена последнего поцелуя Амгам, и он понял, что объятия на виду у всех были не просто проявлением любви: девушка отвлекала внимание тектонов, чтобы засунуть в его рюкзак, который он нес с самого первого дня, револьвер и пули. Вероятно, Амгам сама отделила от пистолета рукоять, чтобы незаметно вложить его в скорлупу.
Этот револьвер принадлежал ему. Это оружие было его надеждой.
Уильям и Маркус были так близко друг от друга, что их переносицы почти касались. Гарвей спрятал руку. Он не отдаст ему револьвер. Никогда. Уильям в изумлении открыл рот. Маркус повернулся к нему спиной.
– Отдай револьвер, идиот! – закричал Уильям, почти не разжимая губ, и стал трясти Маркуса за плечо и жестоко бить по ребрам.
Но Гарвей резко двинул локтем назад и попал прямо в мягкий живот Уильяма. От удара у того перехватило дыхание. После полученной трепки он был не в состоянии ничего оспаривать.
Уильям понял, что Маркус поднял бунт. И произошло это благодаря подарку Амгам. Он действовал именно так, как она задумала: Гарвей становился свободным человеком. С него падали цепи, которые порабощали его гораздо сильнее, чем роль пленника тектонов. Даже там, в недрах земли, продолжали существовать путы, которыми Маркус-конюший был привязан к Уильяму-аристократу. Если бы Маркус просто нашел пистолет, то ничего бы не изменилось. Но теперь это оружие было гораздо более значимым, чем обычный револьвер без рукоятки. Подарок Амгам означал перепутье, на котором Гарвею предстояло решить, оставаться ему Маркусом-слугой или стать свободным человеком. А в тот момент Гарвей точно знал только одно: пока он дышит, пока он жив, он ни за что не отдаст Уильяму Краверу любовь Амгам. Никогда.
На следующий день Уильям изменил свою стратегию. Он знал об упрямстве Маркуса, но учитывал и то, что силы его были на исходе, поэтому решил взять его измором.
– Револьвер! Отдай мне его! – прокричал он прямо в ухо Маркусу на следующую ночь. – Ты слуга! И в этой жизни только подбирал за лошадьми навоз и стряпал. И после этого хочешь сражаться с четырьмя тектонами?
Маркус не смог спрятаться от него даже в сновидениях. Уильям, скорее всего, воспользовался бы этим
