Привыкнув к полутьме, он понемногу начал различать смену выражений ее лица.
– Я приехала не на автобусе, а в кузове грузовика, шофер ничего с нас не взял. Ты прекрасно знаешь, что в нашей стране артисты – все равно что нищие: искусство себя не окупает. Особенно это касается нас, бродячих актеров, вынужденных бороться с бездушным рынком. – Каждое слово было пронизано горечью. Каэтана казалась утомленной.
– Здесь вам всем будет хорошо, – сказал Полидоро, протягивая к ней руку. Для этой женщины легче всего было бы опереться на мужчину, который столько лет хранил в своем сердце великую любовь к ней.
Каэтана не обратила внимания на то, что он подходит к ней, протянув руку жестом, сулящим ей обеспеченное будущее. Видя, что актриса ушла в себя, Полидоро заподозрил, что она, как и он, оглушена встречей после столь долгой разлуки. Но все равно продолжал держать руку на весу, как бы предлагая опереться на нее. Его воодушевляло воспоминание о том, что в те далекие времена он предлагал Каэтане остаться рядом с ним. Он бы купил ей домик с садом, столовые приборы, постельное белье, обеспечил бы сытую жизнь, которая заставила бы ее забыть о неизбывной актерской нужде.
Раз она вернулась в Триндаде, ей уже не нужно беспокоиться о будущем. Полидоро считал себя обязанным проявлять такую же заботу о ней, как и о членах своей семьи. И все во имя любви к ней, которая сжигала его сердце и будила великодушие каждое утро, когда он брился в ванной.
Каэтана не показала виду, что поняла его призыв. Она прохаживалась по гостиной, пользуясь редкой способностью Рише виться под ногами, не попадаясь под каблук.
Как зачарованный следил Полидоро за движениями кота, гармонично сочетавшимися с движениями Каэтаны, и в конце концов опустил руку, осуждая себя за то, что слишком явно выдал свой аппетит, который, несмотря на замешательство Каэтаны и присутствие хитрого и коварного животного, мог быть утолен только в постели.
С известным удовлетворением он отметил про себя, что Каэтана, как бы ни прикрывалась котом, выказывала по отношению к гостю такую же близость, какую проявляют к мужу, не хватало только, чтобы она раскрыла чемодан и вернула Полидоро пижаму и домашние туфли, которые в спешке захватила с собой при бегстве и сохранила в своих скитаниях по Бразилии как память о постоянной жгучей страсти.
Однако теперь любовь Каэтаны к нему оказалась сдержанной, она не проявлялась в страстных порывах, как прежде, как будто память о ней состарилась, как и они оба.
– Ты знаешь о том, что я пережила крушение надежд? – вдруг спросила она без всяких предисловий, выдергивая шпильки из волос, которые тяжелыми волнами падали ей на плечи.
Полидоро вздрогнул. Это был знак того, что Каэтана собиралась лечь с ним в постель или устроиться на ковре, если слишком велико окажется нетерпение обоих.
При виде распущенных волос Полидоро бросился к актрисе с распростертыми объятиями, восклицая: «Каэтана! Каэтана!», но не забывая о путавшемся в ногах коте. Он уже подошел к ней вплотную, когда Каэтана напугала одновременно и Полидоро, и Рише, который беспрестанно мяукал, восклицанием:
– Не трогай меня, Полидоро!
Он, невзирая на предупреждение, продолжал подступать к ней. Обнял ее, пытался припечатать ее губы поцелуем.
– Уступи моей страсти, Каэтана. Или, может, ты меня забыла?
Актриса увертывалась, крутя головой налево и направо, как только шею не скрутила. Наконец уступила силе, дала себя поцеловать.
– Я тебе не рабыня, – холодно сказала она, пытаясь поправить положение.
Тон ее голоса острым ножом пресек мечты Полидоро. Он как будто был парализован. Заподозрил, что Каэтана вернулась лишь затем, чтобы наказать его за какую-то ошибку в прошлом, о которой он и не подозревал. Такой ее поступок наносил смертельную рану всему, что было между ними.
– А что такого я сделал, что ты меня больше не любишь? Зачем мне было ждать двадцать лет, чтобы ты сейчас отказывала мне в любви и тем самым превращала в человека без родины и без будущего?
Опять он, сбив рубашку, почесал грудь. Он делал это всякий раз, как судьба оказывалась беспощадной к нему в годы их многолетней разлуки.
– Не строй из себя трагика, Полидоро. С каких это пор ты присвоил себе мое амплуа? Ведь это я, актриса, имею право зарыдать в любую минуту. А ты – нет, ты каждый день прикупаешь коров и земли, да к тому же у тебя богатая жена.
Этой репликой Каэтана думала вернуть Полидоро в лоно здравого смысла, но он упирался. Ему нравилось вести себя как на сцене, играть персонажа, которому суждено совершать любые безрассудства.
– Если тебя вернула сюда не любовь ко мне, что тебе делать рядом со мной, когда я уже труп?
Действительно, Полидоро отбивал хлеб у Каэтаны и говорил как драматический актер. Не обращая внимания на его патетику, Каэтана попросила его сесть. Она бы охотно привязала его к стулу веревками. Полидоро повиновался и заподозрил, что актриса хочет лишить его новооткрытого источника. А он только- только обрел вкус к актерской игре в жизни.
– Это ты держишься со мной так, будто на ярмарке продаешь мне коров или полоску доброй земли, – сказал он не без намека.
Не всегда Каэтана умела правильно понять его недомолвки и крестьянские иносказания. На этой почве у них возникали размолвки и в прошлом, но Полидоро всегда старался сгладить их: в постели ведь легче прийти к доброму согласию. Память Полидоро за двадцать лет не потускнела, и все же он не мог припомнить ни одной ссоры с Каэтаной. Так вот и теперь лучше всего было бы отправиться в постель для забав, хорошо знакомых их телам.
– Даю тебе пять минут сроку, а потом пойдем в постель. Ты приехала из такой дали не разговоры со мной разговаривать. Я еще мужчина в полной силе, и тело мое полно желаний, – заявил он, не в силах отказаться от театрального тона, в котором видел единственный способ воздействовать на воображение этой женщины.
