Блестящая лысина слуги переходила в высокий лоб, под которым располагались глубоко посаженные глаза. На лице выделялись большой нос и тонкогубый рот. Подбородок в форме наковальни довершал картину. Одним словом, слуга этот походил на сбежавшего из психиатрической больницы серийного преступника. Однако его облику противоречили мягкие изящные телодвижения.
Все увиденное произвело на меня странное впечатление. Дом, в котором жил Адриан, походил одновременно на Букингемский дворец и современную шикарную квартиру с фотографий из модного глянцевого журнала. Несмотря на красоту и роскошь, обстановка огромной комнаты внушала беспокойство. Я никак не мог понять причину проснувшейся во мне тревоги, пока не заметил черные шнуры, на которых висели бархатные портьеры балдахина. Шнуры, концы которых украшали кисти, свешивались почти до уровня кровати.
У меня перехватило дыхание. Неужели случайность? Нет, не может быть… Шнур, на котором повесили моего собрата, был идентичен шнуру, который висел в доме Адриана, парня, так много знавшего о преступлении. Хотя, с другой стороны, я не заметил в спальне обрыва на шнурах, все они были в целости и сохранности. Впрочем, возможно, в других помещениях этого огромного дома тоже имелись подобные шнуры.
Лысый слуга взял из рук старухи фарфоровую тарелку и поставил ее на поднос, а потом с подносом в руках поднялся по винтовой лестнице на верхний этаж. Внутренний голос велел мне следовать за ним. Я быстро взбежал по наружной лестнице на террасу третьего этажа. Здесь я остановился у огромного окна и заглянул в него. Сначала я тоже не заметил ничего подозрительного. Еще одна просторная комната, по- видимому, принадлежащая лысому слуге. По роскоши она ничем не уступала спальне старухи, но была более ярко освещена и более рационально обставлена. Обивка стен и предметы мебели тоже свидетельствовали о том, что обитатель этой комнаты питает любовь к Востоку. Комната напоминала нечто среднее между библиотекой, архивом и офисом. Вдоль стен стояли стеллажи с папками и книгами. Лысый слуга, должно быть, вел дела умирающей старухи.
Об этом свидетельствовал и заваленный бумагами стеклянный письменный стол, на котором стояли сразу три монитора. Они были включены, и на экранах высвечивались ряды цифр и какие-то психоделические рисунки, в которых я ничего не понимаю. Кроме того, рядом располагались какие-то приборы с небольшими дисплеями, показывающими диаграммы. По-видимому, они следили за физическим состоянием больной.
Слуга поставил поднос на столик и сел за клавиатуру компьютера. А я тем временем лихорадочно соображал, что бы все это значило. Все увиденное никак не желало складываться в моей голове в единую цельную картину. Во-первых, шнуры… Но такие шнуры можно встретить в каждом втором доме в здешних краях! И убийце не обязательно было обрезать их с портьеры. Хорошая хозяйка имеет запас подобных шнуров и хранит их в комоде. То, что Адриан жил припеваючи у богатой любительницы кошек, находившейся при смерти, не могло, по существу, вызвать подозрения. Скорее грусть и зависть.
Размышляя надо всем этим, я созерцал спину лысого, который быстро набирал что-то, склонившись над клавиатурой. Но тут мой взгляд, словно подчиняясь невидимому магниту, вдруг переместился в угол помещения, где стояло два огромных металлических ящика высотой по пояс человека. Спереди располагались двустворчатые дверцы. Я затаил дыхание, сразу же догадавшись, что это были МОРОЗИЛЬНЫЕ КАМЕРЫ! Но это были не обычные холодильники, а медицинские, для врачей и техников- лаборантов…
— Ну что, Френсис, тебе понравилось это кино? — раздался за моей спиной знакомый голос.
Я чуть не облегчил свой мочевой пузырь прямо на дорогое деревянное покрытие террасы. Однако, несмотря на испуг, я резко обернулся.
Обычное высокомерие Адриана сменилось яростью. Парень напоминал гранату, которая вот-вот взорвется. Рыжевато-коричневая шерсть казалась языком яркого пламени. Адриан буравил меня колючим взглядом своих медно-золотистых глаз. Я спрашивал себя: когда именно он меня заметил?
— Не все сцены этого фильма мне понравились, — с наигранной сдержанностью ответил я, хотя у меня поджилки тряслись. — Но некоторые из них действительно производят неплохое впечатление…
— Что ты здесь делаешь? — подняв шерсть и угрожающе выгнув спину, осведомился он.
Его вытянувшаяся мордочка теперь напоминала физиономию хищной птицы. Адриан готов был вцепиться мне в глотку.
— Я искал того гениального криминалиста, который полчаса назад так чудесно проводил расследование и давал интересные объяснения, забыв, однако, рассказать о странных вещах, творящихся в доме, в котором он живет.
— Что?! Да ты, похоже, окончательно спятил, старый хрыч. Что ты несешь? Неужели ты шпионил за мной, потому что опозорился перед дамами и хотел взять реванш?
— Может быть, ты и прав. Но должен заметить, что зависть часто побуждает нас к решительным действиям. Я хочу получить от тебя ответы на некоторые вопросы.
— Я не обязан отвечать тебе! Сбавь обороты, Френсис, иначе…
— Иначе что? Ты призовешь на помощь этого парня, владельца морозильных камер?
— Если бы ты выражался более понятно, было бы лучше для нас обоих. Если собираешься продолжать в таком тоне, то я не желаю тебя слушать!
Казалось, в его жилах кипит не кровь, а бурлящая лава. Однако я заметил, что мои слова немного остудили его пыл, хотя Адриан все так же продолжал топорщить шерсть и грозно выгибать спину, делая вид, что хочет напасть на меня.
— С каких пор ты живешь здесь, Адриан? И кто еще обитает с тобой под одной крышей?
— О Боже, что мне делать, чтобы избавиться от приставаний навязчивого пенсионера? Ну хорошо, Френсис, я отвечу на твои дурацкие вопросы. Но я требую, чтобы после этого ты оставил нас в покое. Наша хозяйка, которая нас безумно любит и которую мы обожаем, находится при смерти.
— Итак, я жду ответа на первый вопрос.
— Я не знаю, как долго я уже живу здесь. А это имеет какое-то значение? Я живу в этом доме, сколько себя помню.
— Дом довольно новый. Вряд ли здесь успело появиться на свет несколько поколений кошек.
— По крайней мере одно поколение наших собратьев точно родилось уже здесь.
Адриан усмехнулся. Он явно издевался надо мной! В его словах содержался намек на то, что в отличие от людей мы очень быстро растем и созреваем. А также на то, что я уже слишком задержался на этом свете. Возможно, он был прав. Адриану исполнилось года два. По человеческим меркам это детский возраст, а по кошачьим — вполне половозрелый. Вполне возможно, что он родился здесь, в этом доме, сразу же после окончания его строительства. И все же я чувствовал, что меня гложет червь сомнения. В душу закрались смутные подозрения. Мне казалось, что Адриан говорит не всю правду и что его прошлое окутано какой-то тайной.
— А кто эта больная женщина? Похоже, у нее денег куры не клюют?
Ярость в глазах Адриана сменилась выражением глубокой печали.
— К сожалению, смерть неподкупна и неумолима, Френсис. Она не делает различий между богатыми и бедными, добрыми и злыми. Нашу хозяйку зовут Агата, ее род ведет происхождение из Шотландии. Ее предки занимались бизнесом в Азии и сколотили там неплохое состояние. Это позволило Агате построить здесь небольшой замок и поселиться в нем на закате дней.
— Но почему она не вернулась в Шотландию, на свою историческую родину?
— Думаю, из-за тамошнего климата. В Шотландии высокая влажность. Там слишком сыро для женщины почтенного возраста, обремененной болезнями. Самое печальное состоит в том, что, как только Агата достигла гармонии в своей жизни, у нее обнаружили страшное заболевание — лейкемию. Она долго лечилась, но, по-видимому, все бесполезно.
— А кто этот парень, похожий на племянника Франкенштейна?
— Доктор Громыко, русский ученый и бизнесмен. Он давний деловой партнер, консультант, врач и друг Агаты. Более заботливого и внимательного человека трудно себе представить. С тех пор как его любимую подругу постигло несчастье, он ходит сам не свой от горя.
— Поверь, Адриан, мне очень жаль твою хозяйку, — совершенно искренне сказал я. — И мне понятно, что вы все сейчас чувствуете. Но не странно ли, что, несмотря на свою болезнь, Агата завела столько
