с одним лишь желанием — поскорее добраться домой, принять ванну и лечь в постель, Флавия добралась до офиса и, проклиная отчеты, которые ей еще предстояло писать, едва волоча ноги, начала подниматься по лестнице. Она восхищалась своей стойкостью, но настроение от этого не улучшалось. У нее появилось ощущение, что где-то за углом притаилось новое несчастье.
Флавия ошибалась — с ней это часто случалось в последние дни: несчастье скатилось на нее вниз по лестнице в виде запыхавшегося и вспотевшего от волнения Боттандо.
— Это ты, Флавия. Хорошо. Поехали со мной, — бросил он на ходу и торопливой рысцой побежал к машине, ожидавшей его на площади.
Флавия развернулась и потащилась вслед за ним. Видимо, случилось что-то серьезное, если Боттандо изменил своему неторопливому шагу. Они уселись на заднем сиденье, генерал продиктовал водителю адрес и велел поторопиться. Обрадованный водитель включил мигалку и сирену и с ревом рванул с места.
— Что случилось? — спросила Флавия, восстанавливая равновесие после очень крутого поворота.
— Я рассказывал тебе о реставраторе Манцони? — Она кивнула. — Он должен был прийти ко мне сегодня вечером в семь, но так и не появился. Только что мне позвонили из полицейского участка в Трастевери: он найден мертвым. Кто-то убил его.
Флавия молчала, потрясенная известием. Дела оказались еще хуже, чем она предполагала.
— А они уверены, что это убийство?
— Манцони найден с ножом в спине, — просто ответил генерал.
— О Боже, — пробормотала Флавия.
Опять осложнение, и чем дальше, тем хуже. Генералу достанется от начальства, когда станет известно, что у него под самым носом убили свидетеля. Теперь работать будет еще труднее: поскольку в дело оказалось замешано убийство, придется постоянно согласовывать свои действия с различными подразделениями полиции. К тому же начнутся споры, кому отвечать за расследование, и в конце концов следствие может вылиться в распространенную в Италии ситуацию, когда разные ведомства тратят все силы на борьбу друг с другом, а дело стоит на месте. Генерал наверняка размышлял о том же.
— Флавия, — сказал он по прибытии на место, — говорить буду я, а ты постарайся держаться в тени, хорошо?
Следуя за ним на расстоянии, подобающем положению младшего помощника, Флавия поднялась по лестнице и вошла в квартиру Манцони, набитую полицейскими, фотографами, криминалистами, соседями и просто зеваками. Обычный бардак. Старший следователь из местного отделения полиции узнал Боттандо, подошел и представился.
— Нам стало известно, что он работал в музее, поэтому мы решили на всякий случай сообщить вам, — пояснил он. — Тело обнаружила соседка: проходя мимо, увидела открытую дверь и решила заглянуть.
Боттандо пожал плечами и подошел к трупу.
— Когда примерно произошло убийство? — спросил он.
— Между половиной шестого, когда Манцони пришел домой, и семью часами, когда было найдено тело. Более точно мы пока сказать не можем. Удар в спину был нанесен правой рукой и пронзил сердце. Кухонный нож.
— И как всегда, никто ничего не видел?
Следователь сокрушенно покачал головой:
— У вас есть соображения относительно мотивов убийства?
Боттандо поджал губы.
— Нет, боюсь, это простое совпадение, хотя я их очень не люблю. Манцони не годится на роль поджигателя и никак не связан ни с кем из подозреваемых.
Следователь с досадой поморщился. Он чувствовал, что Боттандо лукавит, но при той строгой иерархической системе, которая царит в итальянской полиции, давление на генерала могло обернуться большими неприятностями. Следователь подумал, что нужно попросить кого-нибудь рангом повыше нажать на Боттандо.
Пока генерал бродил по квартире в тщетных поисках улик, Флавия облокотилась на небольшой круглый стол в гостиной и предалась размышлениям. Они не привели ее ни к каким конструктивным выводам. Единственное заключение, которое ей удалось сделать, было неутешительным: утром у них было два преступления и множество подозреваемых, а к вечеру они имели уже три преступления и еще большее количество подозреваемых. Какой прогресс!
Она поделилась своими мыслями с Боттандо, когда они покинули квартиру Манцони. Генерал отпустил машину, сказав, что прогулка активизирует мыслительные способности. На самом деле он остро нуждался в положительных эмоциях, которые всегда получал от прогулки. Флавия приноровилась к его шагу и стала рассказывать о событиях прошедшего дня. Боттандо мрачно слушал ее и несколько минут шел молча.
— Из твоих слов я делаю вывод, что мы не продвинулись ни на шаг, а теперь запутались еще больше, — сказал он, когда она закончила.
— Видимо, да. Но мы можем попытаться сузить круг подозреваемых.
Флавия была в широких поношенных брюках и теплой куртке. Она засунула руки в карманы, пытаясь согреть их. Сумерки плавно перешли в ночь, когда они вступили на мост через Тибр. От реки потянуло пронизывающим ветром, и Флавия поежилась.
— Итак, — произнесла она через несколько минут, — у нас только два варианта: либо картина была подделкой, либо нет. Если нет, то преступник — маньяк или сотрудник музея. Согласны? — Вопрос был риторический, но Флавия в любом случае вряд ли дождалась бы ответа от своего спутника, угрюмо смотревшего на тротуар. — Главные подозреваемые — Манцони и Спелло, — продолжила она. — Оба питали неприязнь к Томмазо, известие о его уходе могло толкнуть их на преступление.
— Кто убил Манцони?
Ответ прозвучал мгновенно:
— Спелло, в ярости оттого, что Манцони уничтожил картину. А могло быть и наоборот: Манцони догадался, что картину сжег Спелло, и чтобы заткнуть ему рот, Спелло убил его. Другой кандидат — Аргайл. Мысль об упущенной возможности обладать картиной не дает ему покоя, и он решает уничтожить ее…
Продолжить свои, как ей казалось, весьма логичные рассуждения ей не пришлось.
— Флавия, дорогая, все это нисколько меня не утешает. У тебя есть хоть малейшее представление, кто может за всем этим стоять?
— Ну… пожалуй, нет.
— Так я и думал. А как насчет времени.
— В каком смысле?
— Я имею в виду время, которое было выбрано для уничтожения картины. К моменту совершения преступления мы начали сомневаться в подлинности картины, но не сделали никакого официального заявления, поскольку не имели веских доказательств. Так зачем было Бирнесу или Томмазо уничтожать картину?
Ответа у Флавии не нашлось, и генерал продолжил:
— Ты назвала мне почти дюжину разных причин, но не привела ни одного доказательства. Из чего следует, что, сидя в кресле, мы никогда ни к чему не придем. Нам нужны улики. Хватит думать, пора действовать.
— С чего начнем?
— Поезжай в Лондон. Если Манцони нашел брешь в заключении экспертов, значит, мы тоже найдем. Поговори с реставраторами — может, это что-нибудь даст. Сумеешь взять билет на завтрашний рейс?
Она кивнула.
— Только поручите кому-нибудь присматривать за Аргайлом, — напомнила Флавия. — Я, пожалуй, загляну к нему сейчас, посмотрю, не вернулся ли он. А вдруг он откроет мне дверь, тоже истекая кровью?
— Или воткнет нож в тебя.
— Нет, Аргайл не похож на преступника. Правда, и остальные наши подозреваемые тоже не похожи. Вот в чем проблема.
— Не вздумай полагаться на свою интуицию. Что до меня, то я бы давно арестовал его. Будь осторожна. И если он не приведет убедительных доводов в оправдание своего отсутствия, звони мне — я сразу упеку
