вопросов.
Женщина чуть напряглась, но страха в ее глазах не было.
— Входите, — предложила она. — Значит, тайная полиция решила проверить работу моей фабрики по изготовлению бомб?
— Полиция, но не очень тайная, — проговорила Флавия, шагнув в холл. — А взглянуть на фабрику по изготовлению бомб было бы очень любопытно. Мне нравятся деревенские промыслы.
Елена внимательно посмотрела на нее и рассмеялась:
— Я вам с удовольствием покажу.
Она привела Флавию в большую комнату с каменным полом, которая служила кухней, прачечной, столовой и гостиной. В одном углу стоял телевизор, в другом — пианино. Рядом — стиральная машина, очень старая, почти музейный экспонат. Большая корзина, полная белья.
— Непрерывная стирка, — пояснила Елена. — Сами понимаете, дети.
— Сколько их у вас?
—Двое. Вы, наверное, подумали, что детей не меньше восьми, но уверяю вас, двоих вполне достаточно, чтобы обеспечить беспорядок. О том, чтобы все лежало на своих местах и одежда была чистая, я мечтаю примерно так же, как верующие о вечной жизни в раю. Ясно, что этого никогда не будет, но приятно надеяться, что где-то там такое существует.
Елена махнула Флавии, чтобы она садилась за стол, и принялась варить кофе.
— Мне сейчас вспомнилась английская поговорка, — произнесла она, возвращаясь с кофейником и чашками. — Старость начинается, когда все полицейские на улице кажутся молодыми.
— Это вроде как комплимент для меня, — отозвалась Флавия. — Но в данный момент молодой я себя не ощущаю.
Елена внимательно в нее вгляделась и кивнула:
— Неудивительно. — Она помолчала. — Полагаю, у меня нет возможности избежать ваших вопросов.
— Вы правы. Но я не отниму у вас много времени. Тем более что полиция вам не очень докучает. Верно?
— Могли бы и больше. Но ведь я не расскажу ничего нового.
— Уверена, расскажете. Речь пойдет о недавних событиях.
— Я не выезжала отсюда больше месяца.
— А гости?
— Я их не поощряю.
— Телефонные звонки?
— У меня нет телефона.
— Письма?
— Только счета. Послушайте, почему бы не спросить прямо? Было бы больше пользы.
— Хорошо. Маурицио Саббатини. Глаза Елены расширились.
— Мне следовало бы догадаться. Во что на сей раз вляпался этот мошенник?
— В алебастр. Он утонул в чане с алебастром.
Елена вздрогнула.
— Вот оно что… — Несколько секунд она терла нос, словно пытаясь сдержать слезы. — Это был мошенник. Понимаете? Фальшивый до мозга костей. Искренний как таракан и надежный как земляной червь. Я не видела его десять лет и не желала бы видеть до конца жизни, но все равно потрясена его смертью. Вы это можете объяснить?
— С ним ушла часть вашего прошлого?
— Он был речистый и раскованный.
— Я ведь о нем почти ничего не знаю. Пожалуйста, расскажите.
— Он был веселый. Пересмешник. Веселился, даже когда грабил банк. Считал это очень забавным. И смешил всех остальных. Управляющий банка и тот не удержался от смеха. Он приходил на сходки, где серьезно обсуждали проблемы диктатуры пролетариата, и через полчаса все надрывали животы от хохота. Он ничего не воспринимал серьезно.
— Так почему вы не хотели его видеть?
— В жизни мало места для веселья.
Флавия ждала пояснений, но Елена молчала.
— И что же дальше?
— Я не понимаю, почему вы пришли… если он умер, — наконец произнесла Елена.
— Надеялась услышать от вас что-нибудь интересное.
— С какой стати я стану выкладывать душу перед незнакомой женщиной, пусть даже служащей в полиции? Мои ответы вы должны заработать. Разве не справедливо?
Разумеется, не справедливо. Бывшая террористка Елена Фортини находилась под надзором полиции и была обязана отвечать на все вопросы. Так в теории. А на практике Флавия знала, что недобрыми методами от нее ничего не добьется. В свое время Елена Фортини выстояла на допросах, какие трудно даже вообразить, поэтому либо она все расскажет сама, либо вообще ничего.
— И как можно заработать?
— Поясните, почему вас интересует такой никчемный человек, глупый клоун. И тогда я сообщу вам что- нибудь о нем. Тем более что вреда ему уже причинить нельзя.
Не вдаваясь в детали, Флавия поведала о краже картины и обмене ее на деньги, когда Саббатини умер.
— Что показало вскрытие? Он был пьян?
— Да. Не вдрызг, но достаточно, чтобы утонуть во сне.
— А вы не допускаете, что ему кто-то помог? — спросила Елена.
Конечно, Флавия думала об этом. Но отсутствовали доказательства.
— В таком случае это было бы почти идеальное убийство. Никто ничего не видел и не слышал. Нет ни единой улики.
Елена грустно усмехнулась:
— Как это похоже…
— На что? — Флавия вскинула брови.
— На гибель его сестры Марии.
— А что с ней случилось?
— Разве в полицейских досье ничего не сказано? — удивилась Елена. — Молодую женщину расстреляли безжалостные террористы.
— Вот, значит, почему вы с ними порвали? Мария погибла в восемьдесят первом году, а вы отошли от движения вскоре после этого.
Елена пожала плечами:
— Думаете, на меня произвело впечатление то преступление? Нет, я порвала с ними, осознав, что дело безнадежное. Впрочем, довольно ворошить прошлое.
— Мы говорим о Саббатини.
— Маурицио был всего лишь шутник. Стойкости от него никто не ожидал. Поэтому, когда его задержала полиция, они решили похитить сестру, которую он очень любил. Рассчитывали таким образом заставить его молчать на допросах. Потом ее убили. Он так и не смог оправиться. Во всем винил себя, что, впрочем, правильно. Перестал шутить. Надеюсь, этого для вас достаточно.
Флавия налила себе еще кофе, не спрашивая. Странно, но она чувствовала себя здесь как дома. В обществе этой непостижимой женщины, такой сейчас приятной и мягкой, но с ужасным прошлым. Флавия привыкла доверять своей интуиции. Если ей комфортно в чьем-то обществе, значит, человек заслуживал доверия. На сей раз ее ощущения и то, что она знала о Елене Фортини, так противоречили друг другу, что она уже ничего не понимала.
— Это было трудно… уйти?
Елена слабо улыбнулась:
— Существовало два пути: продолжать бессмысленную борьбу или уходить. Я ушла. Другие выбрали
