комнаты.
— Никак. Сам найдет. Голубок и горлица никогда не ссорятся.
Эмили проснулась очень рано. Она чувствовала себя бодрой и странно-счастливой. Правда она совсем не помнила, как оказалась в этом доме и откуда взялась чудесная брошь-птица — наверное, подарок. Точно подарок! И расставаться с ним никак нельзя.
С домом, впрочем, тоже. Во всяком случае, надолго.
— Глава 5. В которой Дориан Дарроу обустраивает мастерскую, пьет чай, а также заводит одно не самое приятное знакомство
Багажа оказалось неожиданно много. Конечно, я предполагал, что перевозка мастерской будет нелегким делом, но увидев воочию все эти ящики, ящички и кофры, растерялся.
— Грузчиков нанять надо бы, — вяло посоветовал служащий приемного пункта и, ковырнув ногтем в ухе, предложил. — Могу прислать…
Выразительный взгляд, полшиллинга, перекочевавшие из руки в руку, и моя проблема если не разрешилась окончательно, то всяко в решении продвинулась.
Дюжие мужики, от которых зверски несло немытым телом и отчего-то псиной, молча и сноровисто перетаскивали ящики в повозку. Давешний служащий, очнувшись ото сна, прохаживался рядом да покрикивал, проявляя весьма душевную заботу о целостности моего груза. Впрочем, усилия его большей частью пропадали втуне.
Я же, владелец и вместе с тем сторонний наблюдатель, испытывал двойственные чувства. С одной стороны, несомненно, я был рад, что груз, пусть и с запозданием, но прибыл. С другой… исчезла еще одна возможность отступить.
— Готово, мистер, — буркнул грузчик, а служащий, забежав вперед, протянул руку, выразительно потерев пальцами. Отдал я лишь часть обговоренной суммы, пообещав остальную сразу после того, как ящики займут свое место в бывшем каретном сарае.
Там стало тесно. А я, совершенно не представляя себе, как разобраться со всем этим, начал с простого: вооружившись ножом, топориком и ломом, попросту стал вскрывать ящики в том порядке, в котором они выстроились у стены.
Открытия порой были неожиданны.
Так в массивном, с виду похожем на саркофаг, коробе лежали тубы с чертежами. Кофр из черной кожи был полон гаек, болтов, шурупов и прочей железной мелочи, а склянки, которым бы надлежало находиться в его бархатной утробе, обнаружились в щелястом ящике.
Вот полые железные трубки для моего аппарата и свиток шелка к нему же.
Вот наполовину разобранный микроскоп и мешочек с линзами, каждая — как зерно в коконе из овечьей шерсти.
Вот тончайшая шелковая нить, которую я заказал перед отъездом, но получения не дождался.
Вот лабораторное стекло, сброшенное небрежно, но меж тем уцелевшее — не иначе как чудом. Книги. Мои дневники с заботливо вымаранной первой страницей. Три газовые горелки и бутыль со спиртом. Египетская мумия и фарфоровая кукла, затесавшаяся в прошлую мастерскую по случайности и теперь переехавшая сюда вместе с прочим добром. Слепки зубов старого Ангуса… отливки я так и не сделал. Кожаный чемодан с инструментом… железо… снова железо… опять железо…
— Мистер Дарроу, может быть, вы прерветесь на чай? — осведомилась миссис Мэгги, чье появление я пропустил.
Сегодня на ней был новый наряд: черное платье с белым кружевным воротником и белым же фартуком, поверх которого лежал привычный уже пояс. Праздничность убранства подчеркивали нарядный чепец и тонкая цепочка с медальоном-ракушкой.
Неужели, в доме гости?
— Я бесконечно рад и благодарен за приглашение, но вы сами видите, что мой нынешний вид не позволяет… — Я продемонстрировал метлу из куриных перьев, которой смахивал с ящиков пыль и мелкий дорожный сор.
— У вас будет столько времени, чтобы привести себя в порядок, сколько вам нужно, — сказала она, глядя с явным неодобрением. Кажется, сегодняшний вечер нанес сильнейший удар по моей репутации. Однако, увы, здесь я ничего не мог поделать. Разве что принять настойчивое — почти неприлично настойчивое! — приглашение.
— Мы очень надеемся, что вы сочтете возможным присоединиться к нам с Пэгги, — повторила леди, водружая на нос очки. — Мы хотели с вами поговорить.
И эта манера речи, прежде ей несвойственная… определенно, в доме грядут перемены.
Тогда я и представить себе не мог, сколь глобальными они будут.
Прежде, чем подняться в гостиную, я привел себя в порядок. А заодно с сожалением отметил, что гардероб мой следовало бы пополнить десятком-другим рубашек, не говоря уже о носовых платках и перчатках. Правда, следом пришла мысль, что Дориану Дарроу не мешало бы пересмотреть некоторые прежние привычки, каковые, несомненно, принадлежали совсем другому существу.
— Совсем другому, — повторил я, глядя в честнейшие глаза отражения. Оно подмигнуло в ответ.
Следует сказать, что здешние чаепития разительно отличались от тех, каковые устраивались в Хантер-холле в каждую пятницу, если только она не выпадала на праздник или чьи-либо именины.
Здесь не было места суровым ритуалам, расписанному по минутам шествию и виртуозным танцам прислуги вокруг малознакомых мне людей, собравшихся лишь затем, что собираться было принято.
Здесь не мучили клавесин и не читали стихов, не рассуждали о политике и не пытались завлечь в очередное 'крайне выгодное' предприятие, которое при малых вложениях обернулась бы сказочной прибылью; не подсовывали девиц околобрачного возраста и… В общем, не делали ничего, что прежде вызывало во мне стойкое неприятие и тоску по бездарно потраченному времени.
Мне пришлись по душе простота и уют гостиной, невзыскательность обстановки которой с лихвой окупалась сердечностью милых леди, и даже их привычка доливать молоко в чай, а не наоборот, казалась милым чудачеством.
— Сегодня вы выглядите особо очаровательно, — сказал я, кланяясь. Мисс Пэгги смущенно фыркнула и покраснела, миссис Мэгги вздохнула и, отложив книгу, дернула за шелковую ленту. Где-то в глубине дома зазвенел колокольчик, и спустя несколько минут горничная подала чай.
Пили молча. Я исподтишка разглядывал сестер, пытаясь понять, чем могли быть вызваны столь разительные перемены в их облике. Сестры отчаянно избегали моего взгляда.
Не выдержала мисс Пэгги.
— Персиваль приезжает, — сказала она, отставив чашку.
— Представляете, мы и не думали, что так скоро. А он отправил телеграмму, что прибывает в самые ближайшие дни.
— В отставку вышел.
Вот на этом месте я окончательно перестал что-либо понимать. И миссис Мэгги поспешила разрешить мои затруднения.
— Персиваль — мой племянник.
— По мужу, — уточнила мисс Пэгги, снимая с чайника ситечко. Перевернув, она стряхнула на салфетку коричневые капли, а салфетку сложила вчетверо, спрятав под чашку.
Определенно, эта леди меня удивляла.
В отличие от сестры, миссис Мэгги сидела неподвижно, лишь пальцы ее, не останавливаясь ни на секунду, терзали край скатерти. Она говорила, глядя прямо перед собой, и словно бы ни к кому не обращаясь:
— Но для нас Перси — родной. Вот увидите, он очень милый мальчик…
И сейчас они скажут, что мне придется съехать. А я почти уже разобрался с ящиками…
