— Но эта его служба… и годы вдали от дома…
— И характер, характер у него прескверный. Весь в твоего муженька. Такой же упрямый! Никого никогда не слушает, — сказала мисс Пэгги, складывая из второй салфетки конверт. — Он сам знает, как и чего. Я ведь права?
— Несомненно, — поспешила согласиться миссис Мэгги: — Несомненно, права. Мистер Дарроу, поймите, мы очень любим Перси, но все же опасаемся, что он может быть несправедлив к вам и поспешен в оценке…
А что бы там ни говорили, но у холодного чая на редкость мерзкий вкус.
— И потому умоляем вас проявить терпение.
— Да, да, немного терпения, пока мы не образумим этого мальчишку.
Значит, съезжать не придется?
— К нему нужно привыкнуть, — поспешно завершила монолог миссис Мэгги, выпуская из пальцев истерзанную скатерть. — Просто привыкнуть.
— Да, да, привыкнуть.
— …Перси — милый юноша…
…юноше было чуть за сорок. Высокий и широкий в плечах, он сутулился и передвигался как-то боком, отчего становился похож на больную гориллу. Ко всему он имел привычку бриться налысо, и делал это весьма неаккуратно: на сизой коже белыми нитками выступали шрамы. Казалось, что кто-то, быть может, сама миссис Мэгги сшила эту уродливую, бугристую голову, а после выдавила в ней неглубокие глазницы, наспех прилепила пуговицы-глаза и кривоватый нелепо длинный нос.
Следует добавить, что тот же нос, который был не единожды ломан, и безобразные уши выдавали в мистере Персивале любителя кулачных боев. И смею предположить, что драться ему приходилось отнюдь не на аренах клуба.
Но в замешательство меня привела не внешность 'милого юноши'. Форма. Почему я, глупец, не удосужился поинтересоваться, где имел честь служить досточтимый племянник миссис Мэгги? И теперь, глядя на серый мундир, на котором уже успели заменить пуговицы и ремни, я клял себя почем зря.
О, невозможно было не узнать этот крой с высоким и широким воротником, призванным прикрыть 'железное горло'; или пропустить сложную вязь форменной вышивки, где верхние кресты перемежались с нижними, создавая защитный узор; или не заметить деревянную кобуру, лежавшую на столе.
— Дориан Дарроу к вашим услугам, сэр, — сказал я.
Персиваль медленно кивнул. Потом столь же медленно снял с плеча тонкую ручку тетушки. Поднялся. Потянулся к кобуре…
— Не стоит, — вежливо попросил я, поворачивая набалдашник трости. Внутри щелкнуло.
Персиваль лишь хмыкнул. И утратив кажущуюся тяжеловесность, одним прыжком преодолел расстояние между нами. Он замахнулся, целя крестом в лицо, но шпага приняла удар. Хрустнули, расколовшись пополам, деревянные ножны, взвизгнуло лезвие, снимая стружку с креста.
— Вот так, да? — мой соперник перебросил крест в левую руку и ладонью оттолкнул лезвие. — Я тебя, тварь, все равно достану…
Очень даже возможно.
Его выпад был лишен всякого изящества, что впрочем компенсировалось силой. Шпага в руке, приняв внезапную тяжесть, выгнулась ивовой ветвью, а распрямившись, звонко завибрировала. Персиваль же, не тратя времени на разговоры, атаковал, норовя зажать лезвие между лепестками перекрестья.
Ну уж нет. Я не боец, но… Крест, пролетев клинок, скользнул по гарде и припечатал руку. Больно же! Пусть через рубашку, но все равно больно!
Персиваль оскалился. Я скрутил фигу и шагнул навстречу. И чуть в сторону. Теперь поворот. Выпад. Укол.
Боль за боль.
— Ах ты сука этакая…
К чести его, Персиваль не выпустил оружие. Лишь потер место укола и, перехватив крест, словно дубину, неспешно двинулся на меня.
Он знает, что я не могу его убить. И знает, что сильнее. И еще он в ярости и вряд ли способен себя контролировать.
Отступление — еще не бегство…
— Персиваль!
— Дориан!
— Немедленно прекратите…
— Негодный мальчишка, я…
— …это безобразие!
Мисс Пэгги отвесила племяннику подзатыльник, миссис Мэгги повисла на моей руке, заставляя опустить шпагу.
— Он первый начал! — воскликнули мы с Персивалем одновременно. И не имея возможности скрестить оружие, скрестили взгляды.
— Ты — негодный мальчишка, который… — толстые пальцы клещами вцепились в ухо мистера Персиваля. Мисс Пэгги дышала праведным гневом. Раскрасневшаяся, она казалась глиняным големом, обряженным в муслин. — Мы его вырастили собственными руками! А он…
— Простите, леди, я, пожалуй, вас оставлю.
— …в доме оружием бряцает, как будто тут ему не дом даже! Как будто ему тут армия… сущая неблагодарность, Мэгги, сущая неблагодарность…
Мой уход остался незамеченным.
Не скажу, что испытывал сочувствие к моему случайному противнику: я не настолько наивен; скорее уж я пребывал в полном недоумении и растерянности, поскольку нынешняя ситуация во многом усложняла мою и без того непростую жизнь. Прощенные ангелы от души посмеялись над моими планами и, полагаю, с нетерпением ждали новых, чтобы и их разрушить. Именно поэтому планы и мысли я оставил на потом, решив заняться делом простым и неотложным.
Спустившись в мастерскую, я снял сюртук, закатал рукав рубахи и принялся изучать ожог. Алый треугольник смотрелся на белой коже нарядно. Болеть он, естественно, болел, но не сказать, чтобы невыносимо. Поверхность раны была гладкой, форма — четкой, ни темных вкраплений, ни metastasis не наблюдалось.
Похоже, нигде, кроме общевойсковой молельни, крест не бывал. Да и владелец его на мое счастье, не являлся личностью набожной.
Дальше было просто: унция дистиллированной воды, кусок медной проволоки, щепотка порошка и тридцать секунд над горелкой. Остывая, смесь светлела, пока не обрела чудесный оттенок малахита. От нее исходил мягкий аромат карамели, а прикосновение — теплое, но не обжигающее — почти моментально уняло боль.
Но квартиру придется-таки менять… я не настолько безумен, чтобы жить в одном доме с бывшим инквизитором.
— Глава 6. В которой леди Джорджианна получает предсказание и указание
Попасть к мадам Алоизии оказалось совсем не просто. Пожалуй, в любом другом случае леди Фэйр оставила бы затею, а может и пустила бы пару-тройку сплетен, способных крепко подпортить репутацию проклятой зазнайке, которая заставляет леди ждать, как какую-то там просительницу. Однако, во-первых, положение дел было почти критично. Во-вторых, ожидание лишь подогревало интерес.
Наконец, рано утром — леди Джорджианна только-только изволила встать с постели — доставили конверт, в котором на листе угольно-черной, жесткой бумаги было начертано: 'Каверли-стрит, 7. В 15–30. Извольте быть конфиденциально'.
