действовать. Он промыл рану и туго забинтовал руку Бетони, все это молча и очень профессионально. Когда Бетони поднималась наверх, она увидела, как злобно и ревниво глянула на нее Эдна.
Через несколько дней снова начались занятия, и у Бетони не было свободного времени. Тем более думать о настроениях Эдны. Но как-то поздней ночью, когда она уже легла, ее разбудил шум. Внизу кто-то кричал и вопил. Бетони поднялась и открыла дверь, потом прислушалась. Мистер Торзби вылетел из своей комнаты и понесся через лестничную площадку прямо к спальне Бримов.
Он начал громко колотить в дверь.
– Миссис Брим, пожалуйста, заберите вашу маленькую наглую сучку из моей комнаты! Если вы не сделаете этого, я ее выброшу оттуда сам, или вытащу за волосы!
Его голос разносился по всему дому. Бетони быстро вернулась в комнату и закрыла дверь. Она снова легла и укрылась с головой, чтобы не слышать воплей снизу.
Утром Эдна не вышла к завтраку. Никто ничего не сказал по этому поводу. Все ели молча. Мистер и миссис Брим делали вид, что они не замечают мистера Торзби. Тот выглядел так, как будто был готов взорваться от единого слова, но кушал с большим аппетитом и сидел за столом столько, сколько пожелал. В этот день Эдна не пошла в школу вместе с Бетони. Потом она там появилась, но выглядела бледной и расстроенной.
Вечером за ужином Эдна сидела за общим столом, и ее отец пытался поддержать разговор. Мистера Торзби уже не было, и его прибор отсутствовал. Никто не спрашивал – почему, никто не упомянул его имени. На следующее утро его не было ни за завтраком, ни за ужином. В его комнате, под комнатой Бетони, царила тишина. Когда утром, спускаясь вниз, Бетони осторожно заглянула туда, она увидела, что там не было его вещей.
Комната продолжала пустовать, а потом как-то вдруг всем стало ясно, что Эдна и мистер Ламб скоро поженятся и разместятся в этих помещениях. Свадьба намечалась на Пасху.
Эдна почти не разговаривала с Бетони ни дома, ни в школе. Видимо, ее мучило то, что раньше она была слишком откровенна и все время с презрением отзывалась о мистере Ламбе. Теперь она боялась, что Бетони может передать ему это.
– Эдна, мы все можем ошибаться, – сказала ей Бетони. – Почему бы нам не остаться друзьями?
– Мне нечего сказать, – заявила Эдна. – Извините, у меня совершенно нет времени.
Бетони улыбнулась. Она не сердилась на Эдну за грубость, посчитав это плохим настроением, и думала, что все скоро пройдет. Но она ошибалась. Спустя неделю, Бетони обнаружила в своей комнате Эдну, когда та читала ее дневник.
Это был субботний вечер в октябре. Бетони ходила в парк на встречу с Джимом. Она подождала его, но он не пришел. Вечер был холодным и мокрым, и поэтому она вернулась домой слишком рано. Эдна не ожидала этого и у нее не было времени, чтобы спрятать дневник в ящик. Она сунула его в карман юбки и выглядела виноватой, но нахальной.
– Что ты здесь делаешь? – спросила ее Бетони. – Мне казалось, что у тебя нет времени на общение со мной.
– Моя мать хотела знать, не нужно ли поменять белье?
– Эдна, не лги. Ты видела, как я уходила из дома. Мы встретились в холле. У тебя мой дневник, не так ли? И ты читаешь его не в первый раз.
– Вот! – вдруг возмутилась Эдна и швырнула дневник под ноги Бетони – Вам нечего бояться! Я не разбираю ваш ужасный почерк!
– Убирайся из моей комнаты, – сказала Бетони. – И больше никогда не входи сюда, когда меня нет дома.
– Я не собираюсь приходить к вам, когда вы дома тоже! – завопила Эдна и выскочила из комнаты, как ошпаренная.
Бетони подняла дневник и заглянула внутрь. «Эдна права, – подумала Бетони, – почерк у меня просто чудовищный!»
С этих пор Эдна стала откровенно враждебной, и отношение к Бетони в доме изменилось. Миссис Брим еле разговаривала с ней, и мистер Ламб тоже стал весьма сдержан. Мистер Брим вел себя как обычно, но он почти не бывал по вечерам дома. Бетони понимала – почему. Только мисс Уилкингс по-прежнему относилась к ней дружелюбно. Руби боялась с ней разговаривать, но когда проходила мимо, то моргала своими больными глазами, показывая, что она ей симпатизирует и сочувствует.
В школе Эдна тоже начала вести себя явно вызывающе. Когда Бетони вела урок в ее классе, то Эдна и ее две подружки, Джулия Темпл и Феба Дэвис, обычно садились в первом ряду и не сводили с нее глаз весь урок. Они сверлили ее взглядами или насмешливо смотрели на какую-нибудь часть туалета. Они делали вид, что все знают, и часто перешептывались друг с другом, стараясь, чтобы Бетони слышала отдельные слова, как, например, «велосипед» или «проводила время с друзьями». Иногда они даже передразнивали ее акцент.
– Откуда вы приехали сюда, мисс Изард?
– В чем дело, Джулия?
– У вас такое странное произношение, мисс Изард. Нам очень интересно узнать, где говорят с подобным акцентом.
– Мисс Изард, ваш отец на самом деле плотник?
– Пожалуйста, задавайте вопросы по теме урока, – обычно отвечала им Бетони холодным и спокойным голосом.
Но очень часто, особенно, когда они как бы нечаянно толкали ее в коридоре, она с трудом сдерживалась, чтобы не дать им сдачи.
Бетони не видела Джима уже почти месяц. В Лондоне бушевала инфлюэнца, и Бетони начала волноваться. Как-то в холодную субботу в октябре она отправилась в трущобы Симсбери, чтобы отыскать его комнату в Борроу-дейл-Гарденз.
