– Ну да, какой добренький. Смотри, как ты погнул вилку!
– Дай-дай мне. Я вижу, вижу! Честное слово, вижу! Наверно, я промахнулся, вспугнул его и он начал плыть!
Уильям даже дрожал от возбуждения и с силой вонзил вилку в воду. Зубцы воткнулись в дно и там застряли, мальчик слишком сильно наклонился вперед, стараясь вытащить вилку, и упал за борт.
Бетони плюхнулась на колени и протянула вперед руку, пытаясь ухватить его за волосы. Но ее пальцы коснулись всего лишь воды. Уильям был уже на мягком дне.
Трое младших ребят прижилась друг к другу, скуля и подвывая от страха. Бетони распласталась на носу, она соскальзывала все ближе и ближе к воде. Ее бедра были раздвинуты по краю лодки, носками она цеплялась за планки банки. Подбородок уже касался воды. Она тянула руки вперед… Она старалась протянуть их как можно дальше… Поймать Уильяма, спасти его! Но когда он снова всплыл на поверхность, его уже отнесло от лодки вперед на несколько ярдов.
Никогда еще Деррент не казался им таким широким, и его течение не было таким стремительным.
Плоскодонка дошла до конца веревки, и ее резко дернуло. Она остановилась среди камышей. Уильям проплыл мимо. Его светлые волосы развевались в воде как пук растрепанной соломы. Бетони вползла обратно в лодку и попыталась развязать веревку. Но мокрый узел было невозможно распутать дрожащими от страха пальцами. Тогда она встала во весь рост и начала звать на помощь.
– Том! – кричала она, – Том, где ты?! Том уже бежал по берегу вниз, к шлюзу.
Бетони увидела, как он вошел в воду и наклонился над запором шлюза. Он стоял лицом вверх по течению, расставив руки в стороны. Потом она увидела, как он схватил ее брата за воротник и старался удержать его. У Тома не хватило силенок вытащить Уильяма из воды. Он мог только удерживать его голову над водой.
Когда Бетони подтащила лодку к берегу, она увидела, что к ним бегут на помощь. Берт Таппер, работавший в Лакетте, услышал их крики и бежал к шлюзовым воротам. Когда Бетони и остальные ребята домчались туда, Уильям лежал на животе на берегу, Берт сидел на нем верхом и старался освободить его легкие от воды.
– Он умрет? – прошептала Бетони. Она до смерти перепугалась, увидев, что Уильям не открывает глаза. Его кожа была цвета воска с серым оттенком, а изо рта выливались струйки грязи.
– С ним все будет в порядке. Но следует позаботиться, чтобы он не простудился.
Берт стащил с себя куртку и закутал в нее Уильяма. Он стоял, держа парнишку на руках.
– Ты умеешь быстро бегать? – спросил у Роджера. – Тогда беги домой и скажи матери, чтобы она согрела постель для этого «утопленника», и чтобы она приготовила ему какое-нибудь горячее питье.
Роджер убежал, за ним последовал Берт, крепко прижав к груди Уильяма. Остальные ребята рысцой бежали вслед. Но когда они прибыли домой и мать вышла им навстречу, Бетони быстро куда-то испарилась. По лестнице она взобралась наверх на сеновал.
Там она постаралась спрятаться между утрамбованными кипами сена. На сеновале было тепло и сухо, пахло летом – клевером и солнцем. Она подобрала ноги и крепко обхватила себя руками, положив подбородок на колени. Плотно вжавшись между двумя кипами сена, она чувствовала себя орешком в скорлупке и блаженствовала в тепле и темноте.
Бетони не спала, но ей, как во сне, представлялись картины весны и солнечного света. Ей казалось, что она едет куда-то, сидя на отцовских плечах. Они шли между цветущими яблонями, и белые и розовые цветы достигали высокого синего неба. Она их видела и касалась кончиками загорелых пальцев, и на них оставалась желтая пыльца.
Потом Бетони почувствовала, как она сползает с плеч отца, она уже у него на спине… И когда она сползала дальше, то увидела ужасный шрам у него на шее. Там когда-то был сильный ожог, настолько сильный, что остались рытвины глубоко под кожей. Отец всегда говорил ей, что ему уже не больно. Он даже временами вообще забывал об этом шраме. Но не Бетони. Когда она видела этот шрам, сквозь ее мозг и тело пробегала молния ужаса и сочувствия. Она никогда не забывала об этом.
Снизу ей что-то кричала Дженни. Она звала ее домой.
– Бетони-и-и. Ты на сеновале, да? Бетони! Тебя мама зовет!
Бетони не двигалась. В висках у нее стучало. Потом Дженни ушла и наступила страшная тишина.
Затем она услышала голос отца. На этот раз у нее просто вспыхнуло пламя в сердце. Бетони пошевелилась, и кипа сена покачнулась и упала на пол. Отец услышал стук и еще раз, более строгим голосом позвал ее.
– Бетони! Я знаю, что ты наверху. Сейчас же спускайся. Ты себя ведешь как жалкая трусишка!
Послышался звук и звяканье ручки ведра, затем отец начал качать воду.
– Как хочешь, – крикнул он ей. – Хочешь помирать с голоду – твое дело!
Она слышала его прихрамывающую походку, когда он шагал по булыжникам, слышала, как со стуком за ним захлопнулась дверь дома. Бетони подумала, что теперь, уж точно, его не волновало – жива она или нет. Он оставил ее одну здесь в темноте, в голоде и холоде, на съедение крысам!
Опять наступила тишина. Она продолжалась бесконечно, бесконечно… Потом вдруг задрожала лестница, и кто-то поднялся на сеновал и направился к ее укромной норке.
– Выходи, – спокойным и холодным голосом сказала ей мать. – Уже девятый час, и ты ничего не ела уже семь часов.
Бетони сдалась на милость победителя, и мать за руку привела ее домой.
– И ты еще смеешь прятаться, – сказала ей бабушка Кейт. – Увела с собой детей на реку, и из-за тебя чуть не утонул твой брат!
– Тебе не стыдно? – поинтересовался у нее прадед. – А если у Уильяма начнется лихорадка! Мне кажется, тебе стоит серьезно подумать над своим поведением, девица. Да, я так считаю!
