Он исчез минут на пять, оставив Аргайла одного.
— Вам повезло, — объявил Джинемер, вернувшись.
— Картина украдена?
— Этого я не могу сказать. Но я позвонил секретарше владельца, и она согласилась встретиться с вами.
— А почему она не захотела просто сказать по телефону, украли картину или нет?
— Может быть, она тоже не знает?
— Разве такое возможно?
Джинемер пожал плечами:
— Это не более невероятно, чем все, что рассказали мне вы. Подумайте сами. Она будет ждать вас в половине девятого на улице Ма Бургонь в «Пляс де Вог».
— Теперь вы можете сообщить мне имя владельца?
— Его зовут Жан Руксель.
— Вы его знаете?
— Знаю
Прошлое картины является профессиональной тайной торговца картинами; эту маленькую хитрость Аргайл усвоил еще несколько лет назад, когда только начинал заниматься бизнесом. Впрочем, знания эти, похоже, были не так уж важны: в то время как Аргайл, досконально изучивший историю своих приобретений, никак не мог их продать, другие продавцы с легкостью сбывали полотна с рук, практически ничего о них не ведая. По правде сказать, они продавали картины так быстро, что просто не имели времени что-нибудь о них узнать.
Клиенты — другое дело. Как бы ни был циничен делец — а многие из них придерживаются очень невысокого мнения как о картинах, которые продают, так и о людях, которые их приобретают, — он всегда очень трепетно относится к любой информации о своих клиентах. Не о тех, разумеется, что случайно забредают к ним с улицы купить украшение для гостиной, — эти не в счет. Речь идет о тех редких клиентах, которые заслуживают особого обращения, — они, если хорошенько изучить их вкусы и предпочтения, приходят потом снова и снова.
Среди них тоже бывают разные типы: от идиотов — любителей громко объявить за званым обедом: «А вот мой эксперт считает…» до серьезных рассудительных коллекционеров, ясно представляющих, чего они хотят. (Кстати, коллекционеры на девяносто девять процентов — мужчины.) На таких клиентов всегда можно положиться: они действительно готовы раскошелиться, если им предлагают стоящую вещь. Первые очень выгодны, но дельцы общаются с ними только ради денег, тогда как длительные отношения с истинным знатоком не только прибыльны, но и приятны.
Аргайл вовсе не рассчитывал заполучить в клиенты Жана Рукселя, но все же решил навести справки о нем в надежде, что эти сведения прольют хоть какой-то свет на странные события, связанные с принадлежащей ему картиной. С этой целью он направился в культурный центр Помпиду, где находилась единственная в Париже библиотека, работавшая после шести вечера. К счастью, дождь наконец перестал: в дождливую погоду библиотека становится настолько популярным местом, что очередь выстраивается прямо с улицы.
Войдя в здание, Джонатан помрачнел. Ему нравилось причислять себя к либерально настроенным людям, открытым для современных идей и проповедующим мысль, что образование — благо. Чем больше образованных людей, тем лучше для общества, полагал он. Однако состояние общества в двадцатом веке, казалось, опровергало эту мысль. И даже встречаясь с академиками, Аргайл не переставал сомневаться.
Когда он поднялся на пятый этаж центра Помпиду, его сомнения усилились. Он никогда не любил этот центр: грязные окна и облупившаяся краска вызывали у него отвращение. Дома, построенные в классическом стиле, ветхость не портит; напротив, она придает им некоторый шарм. Но здания в стиле хай- тек должны содержаться в идеальном состоянии, иначе они производят жалкое, если не сказать, ужасающее впечатление [5].
Библиотека была еще хуже и напоминала интеллектуальный фаст-фуд — этакий храм торговли, где вместо одежды и еды выбрасывали в продажу информацию. Чего изволите: Сократ или Шанель, Аристотель или Астерикс.
«До чего я дошел, — подумал он, направляясь к свободному пластмассовому шкафчику с картотекой. — Я стал хуже своего дедушки. Что со мной дальше-то будет, если так пойдет?»
Его примирило с Бобуром только то, что он нашел здесь интересовавшую его информацию. Постаравшись отвлечься от окружающей обстановки, Аргайл сосредоточился на том, ради чего пришел. Руксель, сказал он себе. Читай и проваливай отсюда. Он начал читать подборку, посвященную Жану- Ксавье-Мари Рукселю. Имя указывало на то, что его родители были набожными католиками.
Родился в 1919-м, сообщал французский справочник «Кто есть кто», — значит, сейчас ему семьдесят четыре. Уже не птенец. Так, хобби: теннис, коллекционирование средневековых рукописей, отдых с семьей, поэзия, разведение уток. Хорошо сохранившийся, разносторонний мужчина. Адреса проживания: дом 19 на бульваре де ла Сассэ, Нюильи-сюр-Сен и замок Жонкийе в Нормандии. О-о, богатый, хорошо сохранившийся, разносторонний мужчина. В 1945-м женился на Жанне Мари де ла Ричмонд-Мапенс. «Ага, — отметил про себя Джонатан, — женился на дочке аристократа и затесался в высший свет. Держу пари, сразу после этого он пошел в гору». Имеет дочь 1945 года рождения — «быстрая работа». Жена умерла в 1950-м, дочь — в 1963-м. В 1944-м, в середине войны, окончил политехническую школу. Действительный член французской нефтяной компании «Элф-Аквитан». Председатель Северного банка. Член правления фондовой биржи братьев Аксмунд, компании «Финансовые операции на Среднем Востоке», страховой компании Тулузы и т. д. и т. п. Он был связан с бесчисленным количеством организаций, многие из которых по-прежнему возглавлял.
С 1958 по 1977-й — депутат Ассамблеи. 1967 год — министр внутренних дел. «Высоко взлетел», — удивился Джонатан. Но с политикой у него не задалось — это был его единственный пост в правительстве. 1945-й — крест за участие в войне. Герой войны — интересно, как он умудрился стать им во Франции. Должно быть, присоединился к Сопротивлению. В 1945 году участвовал в суде над военными преступниками. 1947 год — орден Почетного легиона. Несколько лет после наступления мира занимался частной практикой, затем ударился в бизнес и политику. Далее шел длинный список клубов, публикаций, работ, наград. Все как полагается. Образцовый гражданин. Одалживает музеям картины из личной коллекции.
«Думаю, последний опыт отобьет у него к этому охоту», — заметил про себя Джонатан.
Остальные факты добавляли к портрету новые краски, однако значимой информации не несли. У Аргайла сложилось впечатление, что Руксель менее всего преуспел в политике. Он пользовался популярностью у коллег, но чем-то не угодил де Голлю. Его взяли в правительство на испытательный срок продолжительностью в полтора года, после чего распрощались с ним и более никогда к работе не привлекали. Хотя, возможно, ему самому не понравилось работать в верхах, или мало платили, или он предпочитал руководить, оставаясь в тени. Как бы там ни было, всю жизнь он перебивался случайной работой — член комитета там, советник правления тут, но всегда рядом с начальством. Один из тех великих замечательных людей, которые появляются время от времени в каждой стране и которые со скромно опущенными глазами твердо берут в свои холеные наманикюренные ручки бразды правления обществом. Эти люди процветают, повсюду творя добро; читая между строк, Аргайл понял, что Руксель происходил отнюдь не из состоятельной семьи — свое богатство он нажил сам.
«Я несправедлив к нему, — думал Аргайл, покидая библиотеку. — Я просто завидую — ведь меня никогда не призовут сделать что-нибудь важное на пользу общества. А может быть, на меня так подействовала атмосфера библиотеки».
Погруженный в такие мысли, он быстро шагал по улице Французских буржуа на встречу с секретаршей Рукселя. Он представил себе говорливую старую деву, которая научилась отвечать на письма, но абсолютно не разбирается в жизни. Это же надо — не знать, ограбили твоего хозяина или нет! Такую можно целый вечер обхаживать, быть галантным, интересным и обаятельным, но так ничего путного от нее и не добиться. Если бы он мог, то отменил бы встречу с секретаршей и попытался добиться аудиенции у самого Рукселя. Но
