— Простите, — прошептала Флавия.
— Я понимаю. Это ваша работа. Ну что ж, я постаралась помочь вам, а теперь вы должны отплатить мне услугой за услугу и помочь Жану.
— А что было потом с вашим мужем?
Она пожала плечами.
— Он попался очень легко. После войны он как ни в чем не бывало вернулся во Францию — видимо, считал, что никто не знает о его предательстве. Но мы с Жаном остались живы. Я не знала, как мне поступить, но знала точно, что больше не хочу его видеть. А Жан считал, что его нужно судить. «За себя я не стал бы ему мстить, — сказал он, — но я должен сделать это в память о погибших товарищах». Конечно, Жан очень переживал — ведь Гартунг был ему как отец. Комиссия, расследовавшая дело, написала мне с просьбой дать показания. Против своего желания я согласилась. К счастью, до суда дело не дошло. Когда Гартунгу представили все факты и предупредили, что мы с Жаном выступим на суде свидетелями, он покончил жизнь самоубийством.
— А Артур, ваш сын?
— Ему было лучше оставаться там, куда мы его отправили. Он считал, что я умерла, и нашлись люди, готовые позаботиться о нем. Его не следовало посвящать в подробности этой жуткой истории. Я написала его приемным родителям, и они обещали скрыть от него правду. Что еще я могла для него сделать? Я не могла позаботиться о себе самой. Он должен был начать жизнь с чистого листа, не отягощенный тяжелыми воспоминаниями. Я не хотела, чтобы он видел меня такой или узнал, что его отец был предателем. Я умоляла его приемных родителей ничего не говорить ему. И они согласились.
— А как сложились после войны ваши отношения с Рукселем?
Она покачала головой.
— Его я тоже не хотела видеть. Он должен был запомнить меня красивой. Я бы не вынесла, если бы он пришел ко мне в госпиталь и его лицо перекосилось от ужаса. Я понимаю, это непроизвольная реакция. Все люди так реагируют на мой вид. Я любила его, а он любил меня, но такого испытания не выдержала бы никакая любовь.
— А он пытался с вами увидеться?
— Он уважал мое решение, — ответила миссис Ричардс.
«Чего-то она недоговаривает», — подумала Флавия.
— Но неужели…
— Он женился. Он не любил сбою жену так, как любил меня. После войны мы на какое-то время потеряли друг друга, и он считал меня погибшей. Потом он узнал, что я жива, и написал, что если бы был свободен… Я была даже рада, что так случилось. После письма Жана я приняла предложение Гарри.
— Вам что-нибудь известно о картинах Гартунга? — неожиданно спросил Аргайл.
Женщина перевела на него недоуменный взгляд.
— Почему вы спрашиваете об этом?
— Потому что убийства связаны с картиной, которая принадлежала вашему мужу. Она называется «Казнь Сократа». Ваш муж, случайно, не дарил ее Рукселю?
— Ах, вот как. Я помню эту картину. Да, он подарил ее Жану. Сразу после заключения перемирия. Он решил, что немцы все равно отберут у него коллекцию, и раздарил некоторые вещи друзьям. «Казнь Сократа» Жан получил в дополнение к той картине, которая у него уже имелась. Кажется, там был какой-то религиозный сюжет. Жан был несколько озадачен подарком мужа и даже хотел отказаться от него.
— Гартунг знал о ваших отношениях с Рукселем?
Женщина покачала головой:
— Нет. Об этом никто не знал и даже предположить такого не мог. Жюль был хорошим мужем, и я старалась быть ему хорошей женой. Я ни в малейшей степени не хотела причинить ему боль и тщательно выбирала места для встреч с Жаном. Я уверена: он ни о чем не догадывайся. Кроме того, мне приходилось быть очень осторожной с Жаном: он был таким горячим и страстным, и я все время боялась, как бы он не пошел к Жюлю требовать развода.
Она снова заплакала от нахлынувших воспоминаний. Флавия не знала, что делать: попытаться утешить женщину или просто молча уйти. Но оставались еще некоторые вопросы. Что она имела в виду, когда сказала, что ей приходилось быть осторожной с Рукселем? И все же Флавия не осмелилась продолжать расспросы. Она встала и подошла к постели.
— Миссис Ричардс, я могу только поблагодарить вас за уделенное нам время. Пожалуйста, простите нас за то, что мы разбудили неприятные воспоминания.
— Я прошу вас только в том случае, если вы выполните условие сделки. Помогите Жану. И передайте ему, что это мой прощальный подарок в память о нашей любви. Вы передадите ему мои слова? Обещаете?
Флавия обещала.
Выйти на свежий воздух и вновь ощутить на себе теплые лучи солнца было равносильно пробуждению от кошмара, когда ты просыпаешься и понимаешь, что это был только сон. В полном молчании Аргайл с Флавией пересекли двор, сели в машину и проехали примерно с милю.
Вдруг Флавия схватила Аргайла за руку и попросила:
— Останови машину. Скорее.
Он остановился у обочины, и Флавия выскочила на воздух. Она выбежала в поле, протиснувшись в брешь забора, тянувшегося вдоль дороги. Поодаль от нее мирно паслись коровы.
Аргайл подошел к ней. Флавия тяжело дышала, глядя перед собой невидящим взглядом.
— Что с тобой?
— Ничего, все в порядке. Просто захотелось вдохнуть свежего воздуха. У меня было такое чувство, словно я задыхаюсь. Господи, как это было ужасно.
Джонатан не видел смысла как-то комментировать ее слова. Они молча пошли вдоль поля.
— Ты задумалась, — сказал Джонатан. — У тебя есть какие-то догадки?
— Да, — ответила она, — есть. Но я предпочла бы, чтобы их не было. Только не спрашивай: я сама еще не все поняла до конца.
— Пойдем, — сказал он немного погодя. — Пора ехать. Когда ты начнешь действовать, тебе станет лучше.
Флавия кивнула, и они вернулись к машине. Доехав до гостиницы, Аргайл отвел Флавию в бар, заказал ей виски и заставил выпить.
Несмотря на принятые им меры, прошел целый час, прежде чем она подняла голову и сказала:
— Ну, что ты обо всем этом думаешь?
Аргайл тоже не переставая размышлял о состоявшейся встрече.
— Я впервые встретил человека, которому и в самом деле было бы лучше умереть. Но ты, очевидно, спрашиваешь о другом.
— Да ни о чем я не спрашиваю. Я просто хотела услышать нормальный человеческий голос. Но я вижу, что даже ты подрастерял свой всегдашний оптимизм.
— А я вижу, что у нас появился еще один резон разобраться в этой истории. Возможно, в жизни миссис Ричардс это ничего не изменит, но мы теперь связаны обещанием.
ГЛАВА 17
В половине восьмого вечера, в полном изнеможении, Джонатан загнал невредимый «бентли» Эдварда Бирнеса в гараж его дома, поднялся на крыльцо и позвонил.
— Флавия! — послышался восторженный возглас из гостиной, когда дверь ему отворили. — Ты как раз вовремя.
Вслед за голосом появился и сам генерал Боттандо.
— Моя дорогая девочка, — закудахтал он, — как я рад тебя видеть.
И, не сдержав совсем уж непрофессиональных эмоций, заключил ее в объятия и крепко стиснул.
— Что вы здесь делаете? — спросила пораженная Флавия.
— Все в свое время. Ты плохо выглядишь, тебе нужно срочно выпить рюмочку чего-нибудь подкрепляющего.
. — Лучше стаканчик, — сказал Аргайл. — А потом закусить.
