Боттандо счел это высказывание неуместным.
— Мои поздравления, — сухо уронил он. — Надеюсь, вы будете очень счастливы. Давно пора, на мой взгляд. А теперь о деле. Флавия, дорогая, ты уверена, что справишься?
— Позвольте мне довести дело до конца самостоятельно. Если поход к Рукселю ничего не даст, мы по крайней мере будем знать наверняка: разгадки этого дела не существует, и поставим в расследовании точку. Договорились?
Боттандо кивнул:
— Наверное, так будет лучше всего. В идеале хотелось бы посадить убийцу за решетку. Но если это невозможно, то хотя бы закрыть дело. Как ты планируешь действовать?
Флавия улыбнулась:
— Прежде всего я хотела бы проконсультироваться. И на этот раз мы пойдем прямой проторенной дорогой. Короче, мы возвращаемся в Париж.
ГЛАВА 18
Скорее бы уж все закончилось, думала Флавия, поднимаясь по трапу самолета. Некоторые бизнесмены за сутки успевают посетить несколько стран, пересаживаясь с самолета на самолет, но она не бизнесмен и не в состоянии беспрерывно мотаться по Европе. Она уже не помнила, какое сегодня число и день недели. Нет, так не может дальше продолжаться: всякий раз, как она пытается преклонить голову и проспать всю ночь напролет, ее моментально лишают такой возможности.
За прошедшую неделю она единственный раз проспала спокойно целую ночь.
За последние дни она вконец измоталась и чувствовала, что нервы ее взвинчены до предела. Она была готова взорваться от малейшего пустяка.
Аргайл, уловивший ее состояние по разным мелким признакам, счел за лучшее оставить ее в покое и благоразумно молчал на протяжении всего полета, погрузившись в собственные мысли. Он уже усвоил, что трогать ее в такие моменты не стоит: пытаясь развеселить ее, он может добиться прямо противоположного эффекта.
Кроме того, ему и самому было не до веселья. Он не знал, о чем думала в данный момент Флавия, но сам он думал, что ему страшно надоело участвовать в этом расследовании. Одно дело, когда люди просто воруют картины. Ну хорошо, если просто убивают — такое тоже не редкость, к этому все привыкли. Но в этом деле оказалось столько несчастных людей — несчастных на протяжении всей своей жизни; людей, не имеющих никакой надежды на счастливые перемены. Аргайлу хотелось, чтобы все вокруг были счастливы или хотя бы довольны своей жизнью; каким бы наивным это ни казалось со стороны, но он считал простое человеческое счастье неотъемлемым правом каждого живого существа.
В этом осточертевшем ему расследовании все поголовно были несчастны. Например, Мюллер, который рос вдали от родителей, а став взрослым, узнал, что его отец был предателем. Можно сказать, Мюллеру еще повезло: он по крайней мере не успел узнать, что его мать до сих пор жива и так ужасно страдает. А каково было ей самой прожить сорок лет полным инвалидом, не имея ни малейшей надежды на выздоровление? А сын Эллмана, возненавидевший собственного отца до такой степени, что начал шантажировать его, оправдывая шантаж благородными целями?
Только Руксель с внучкой, казалось, избежали печальной участи. Руксель подошел к старости, окруженный любовью и почетом и опекаемый своей красавицей внучкой; всю жизнь он провел в блаженном неведении относительно страданий всех этих людей. Но возможно, так будет не всегда: прошлое может настигнуть и его. Пока он единственный из всех участников истории оставался в стороне. Но это лишь пока.
Добрейший старина Бирнес лично отвез Аргайла и Флавию в аэропорт, дал им денег и даже сам купил билеты — правда, выразил уверенность, что итальянское правительство непременно вернет ему этот долг. Даже его жена немного оттаяла и наготовила им в дорогу сандвичей. Аргайл попытался объяснить Флавии, что она совсем не злая, просто у английских женщин такой характер: сердце у них настолько мягкое, что им приходится прятать его под титановой оболочкой. Они могут быть очень добрыми, только боятся, чтобы кто-нибудь этого не заметил. Если им сказать об их доброте, они страшно сердятся и наотрез отказываются от этого качества. Вот такая странная национальная черта.
Боттандо остался дома развлекать Элизабет Бирнес. Кстати, эти двое прекрасно поладили друг с другом. Покидая дом Бирнеса, Флавия с Аргайлом заметили на кухне Боттандо — он блаженно распивал вино и одобрительно наблюдал за передвижениями хозяйки, которая пыталась приготовить что-нибудь съедобное. Разумеется, он останется у них на обед и скорее всего переночует. Хорошо устроился — наслаждается себе жизнью и ни о чем не думает.
Эта мысль распирала их обоих, когда они уселись в машину Бирнеса и отъехали от дома. Какое несправедливое распределение обязанностей, думала Флавия, — они носятся как ненормальные из страны в страну, а Боттандо рассиживается в гостях и преспокойно спит до самого утра. На прощание он напомнил Флавии о привилегиях своей должности, чем окончательно разозлил ее. Ну конечно, он и так слишком перетрудился: взял трубку, набрал номер и предупредил Жанэ о приезде своей подчиненной.
Аргайл возражал против этого звонка: он считал, что помощи от Жанэ все равно не дождешься — он уже достаточно ясно дал это понять.
Но Флавия почему-то не поддержала его.
— Звоните, — сказала она, — в этот раз Жанэ будет нам полезен.
— Как скажешь, — кротко ответил Боттандо. — Ты сама затеяла это расследование, тебе его и заканчивать. Я полностью доверяюсь твоему суждению. Ты там уже была и в отличие от меня знаешь все входы и выходы. И потом ты же должна утереть нос Фабриано.
Аэропорт имени Шарля де Голля дал добро на посадку довольно быстро, и, как только самолет сел, Аргайл и Флавия рванули к эскалаторам на выход. Оттуда помчались на паспортный контроль, потом выстояли очередь для обладателей паспортов Евросоюза. Это недолгая процедура: как правило, сотрудники иммиграционной службы даже не заглядывают в паспорт. Тем более вечером: максимум внимания, которого может ожидать от них пассажир в конце дня, — это скучающий взгляд на обложку паспорта и угрюмый кивок — «Проходи».
Но только не в этот раз. То ли офицер попался слишком молодой и рьяный, то ли в этот день ему наступили на больную мозоль, но делал он все точно по инструкции — открывал паспорт, всматривался в лицо пассажира, сличая его с фотографией, после чего говорил: «Благодарю, месье, мадам, приятного вам путешествия».
Где это видано, чтобы сотрудники иммиграционной службы проявляли подобную вежливость? Всем известно, что они проходят тренинг в специальной международной школе, где их натаскивают на фырканье — презрительное и вызывающее.
— Мадам, месье, — приветствовал он молодых людей, когда они протянули ему документы, и у Флавии вдруг появилось нехорошее предчувствие — как у барана, которого вот-вот зарежут.
Это чувство усилилось, когда он внимательно вгляделся в их фотографии и перевел изучающий взгляд на их лица, после чего перелистал компьютерную распечатку с фотографиями преступников, находившихся в розыске.
— Урод, — прошептал Аргайл.
— Спокойнее, — одернула его Флавия.
— Пожалуйста, пройдемте со мной, — предложил офицер.
— Мы бы с удовольствием, — сладким голосом пропела Флавия, — но, видите ли, мы очень торопимся. У нас совершенно нет времени.
— Мне очень жаль. Обещаю, это займет буквально несколько секунд. Поймите и меня тоже: я обязан проверить.
«Черт бы тебя побрал», — подумала она.
Им ничего не оставалось, как пройти за офицером в смежное помещение. Еще раньше Флавия заметила четырех вооруженных полицейских. Скорее всего оружие не заряжено, но у нее не было охоты проверять.
Офицер завел их в маленькую квадратную комнатку без окон, которую, должно быть, специально проектировали с таким расчетом, чтобы она повергала людей в депрессию: грязные белые стены, неудобные табуретки, стол из пластика и металла. В этой обстановке человек должен был почувствовать
