Ей было его жаль, но его любовь успокаивала ее и служила источником силы. Это был успокаивающий бальзам ее душе, раненной мужем.
Кэтрин ругала себя за слабость, тщеславие. Нельзя было думать о любви Мартина, если она не могла принять ее. Кэтрин все великолепно понимала. Но как она могла не принимать любовь, когда она чувствовала ее тепло. Это было подобно ощущению солнца на лице, когда она выходила из дома в эти чудесные мягкие осенние дни. Если она покинет Рейлз, он будет продолжать думать о ней с любовью. А сама Кэтрин всегда будет вспоминать о нем с теплом и благодарностью.
Она никогда не забудет его взгляд в тот вечер, когда он признался ей в любви. То, как он говорил, интонации его мягкого, ласкового голоса. Ее сердце не могло остаться холодным.
Какой смысл притворяться? Мартин ее любил, и она радовалась этому. И сколько бы она себя ни ругала, от этого ничего не изменится.
Мартин, поняв, что Кэтрин остается, почувствовал радостное облегчение. Ему было бы еще радостнее, если бы она ответила на его любовь, но он понимал, что это невозможно. Она любила мужа и ждала его возвращения. Он, как честный человек, должен был надеяться и молиться о возвращении Чарльза Ярта. Когда он повторял себе это, тайный соблазняющий голос повторял: «А что будет, если он не вернется? Если она узнает, что он умер?»
Ощущая некоторую вину за эти мысли, Мартин тем не менее старался особенно не обращать на это внимания. Он прекрасно понимал, что его чувства и мысли никоим образом не смогут повлиять на ход событий. Ход событий управлялся иными силами, и заранее предсказать что-то было невозможно. Лучше было жить час за часом, день за днем. Если судьба будет к нему милосердна, то так могут пройти месяцы и годы. Подобные мысли навевались временем года. Выдалась чудесная осень, и иногда стояли такие великолепные дни, что было легко поверить, что так будет продолжаться до бесконечности.
Клейтоны и Уинтеры справляли Рождество в Ньютон-Рейлз. Всего вместе с детьми собралось тринадцать человек.
Нэн заметила:
– Несмотря на то, что ты холостяк, тебе удается собирать в доме так много детей.
– Наверно, это каким-то образом связано с домом. Кажется, что он притягивает к себе молодежь.
После короткой и мягкой зимы пришла влажная теплая весна. Затем наступило лето, которое изобиловало грозами. Реки и ручьи Каллен-Вэлли переполнились. Такое количество воды в другое время только обрадовало бы владельцев шерстяных мануфактур, но это было лето 1862 года, и на жизнь Англии, как и всей Европы, влияли события, происходившие в Америке. Война между штатами разгоралась.
Жесткие таможенные тарифы, введенные Америкой, сильно ограничивали английский экспорт.
Фабрики Каллен-Вэлли сокращали выпуск тканей. В Чардуэлле поговаривали, что Хернсы теперь жалели о том, что купили Хайнолт-Милл и с удовольствием продали бы фабрику, если бы нашелся покупатель. Но в такое сложное время это было несбыточной мечтой.
Но если положение производителей шерсти было сложным, то его нельзя было сравнить с ужасным положением в производстве хлопковых тканей. Дела там шли все хуже и хуже, и вся страна с замиранием сердца следила за бедственным положением рабочих на хлопковых фабриках Ланкастера. Был основан фонд помощи в чрезвычайных обстоятельствах, и нигде не было собрано столько денег, как в Каллен-Вэлли. И, конечно, все возглавлял Чардуэлл. Горожане как бы старались найти противоядие общей тоске и печали.
Всю зиму были балы и концерты, а весной начались благотворительные базары. Крупные поместья и дома соревновались в выдумках, чтобы собрать как можно больше денег в благотворительный фонд. Самым интересным оказался маскарад «Робин Гуд», который состоялся в мае в Ньютон-Рейлз. Молодежь состязалась в уменье стрелять из лука, в фехтовании, но самым большим развлечением стала борьба на шестах на узком мосту через ручей.
Кроме праздников в Рейлз происходили тесные семейные встречи, на которых обсуждались важные вопросы. Одним из таких вопросов была карьера Дика. Ему вскоре должно было исполниться шестнадцать лет. После окончания школы он хотел начать работать. Но где и кем? Сначала он поговорил об этом с Мартином.
– Мой отец нас бросил, поэтому мне нужно как можно скорее начать зарабатывать деньги, чтобы потом я мог содержать сестру и мать.
– Но ты прекрасно рисуешь и интересуешься архитектурой. Мне казалось, что ты захочешь сделать это своей специальностью.
– Да, мне это нравится больше всего на свете. Но учеба на архитектора займет так много времени.
– Я надеялся, – заметил Мартин, – что у нас хорошие отношения, и ты позволишь мне поддерживать тебя во время учебы.
– Сэр, вы очень любезны, но мне кажется…
– Прежде чем ты мне дашь ответ, я считаю, тебе лучше обо всем подумать. Если ты станешь хорошим архитектором, тебе будет легче содержать мать и сестру, чем если бы ты был клерком или продавцом. Конечно, тебе придется учиться и это займет время, но пока твоя мать работает экономкой, у вас достаточно прочное положение.
Дика растрогало предложение Мартина, и он обсудил его с матерью.
– Что мне делать, мама? Ты считаешь, что я не должен принимать предложение Мартина?
– Сын, ты сам все должен решать.
– Ты хотя бы скажи мне свое мнение. Мне кажется, ты считаешь, что я должен отказаться.
– Нет, я так не считаю. Мартин наш очень хороший друг. И его дружба дает тебе возможность принять его предложение. Я знаю, что он будет очень доволен. И я должна добавить, что и мне это будет приятно.
Через некоторое время решение было принято. После окончания школы Дик собирался провести каникулы с друзьями, а потом начать обучение в Вайятт-Хаус в Чардуэлле у Вильяма Боннеми. Там его должны были обучать архитектуре в течение пяти лет. Мартин обещал платить за него и каждый месяц
