сказал он, глядя на нее с мольбой. – Мало ли каким проказам можно предаться под небом, усыпанным звездами?
Пока Роуэн любезничал в Гайд-парке с ее племянницей, сама Жоржетта заигрывала с опасностью в лице ее красавца пасынка, лорда Эверода. Она пришла к выводу, что встречи с бывшим любовником и нынешним врагом не избежать: он вознамерился разрушить ее планы.
Хотелось бы надеяться на то, что с годами Эверод стал мудрее. Быть может, каждому из них удастся добиться желаемого. Это могло стать предметом переговоров, и Жоржетта надела свое любимое платье, которое носила специально по таким случаям.
Платье было из бледно-зеленого муслина, а корсаж у него был вырезан ниже обычного, открывая взорам значительную часть груди. Когда Жоржетта хотела произвести особое впечатление своим нарядом, в прорезь на лифе продевался полупрозрачный шарф, который закалывался на плечах.
Десять лет тому назад Уоррингтон подарил ей две замечательные булавки, выполненные в форме листиков. Эти булавки, щедро унизанные бриллиантами и изумрудами, довершали ее наряд. Если Жоржетте хотелось расположить собеседника к себе, шарф, изображавший скромность, исчезал с ее груди. Муж полагал, будто она носит этот откровенный наряд только при нем. Иной раз, однако, Жоржетта желала и других мужчин.
Еще ни одному любовнику не удавалось удовлетворить все ее желания, а если и удавалось, то ненадолго.
Как Жоржетта и предполагала Дунли, слуга Эверода, не помешал ей войти. Едва отворив дверь, он чуть языка не лишился при виде ее великолепия и охотно поверил, когда она сказала, что Эверод ангажировал ее сегодня на весь день.
Поневоле напрашивался вопрос: чем же виконт занимается в дневное время?
Слуга двинулся было к лестнице – доложить его сиятельству, что дама прибыла. Вот это Жоржетте было ни к чему. Она остановила слугу прежде, чем он поднялся на первую ступеньку. Изобразив замешательство, запинаясь, графиня объяснила, что они с лордом оговорили все заранее. Подобно актрисе Ковент-Гардена, она должна сыграть свою роль, и этот замысел включает в себя элемент неожиданности.
Бедняга камердинер стал было робко возражать, но тут она вдруг уронила ридикюль. Не дожидаясь, пока Дунли его поднимет, Жоржетта наклонилась и дала слуге возможность полюбоваться ее грудью вблизи. Если ей нужно было чего-нибудь добиться, она без колебаний использовала свое тело.
Когда Жоржетта с извинениями мило улыбнулась слуге, Дунли сразу объяснил ей, в какой спальне находится лорд Эверод.
Какие все-таки восхитительные простаки эти мужчины!
Проснувшись, Эверод прежде всего заметил, что его правая рука испачкана запекшейся кровью. Эти небольшие пятнышки наглядно подтверждали, что часы, проведенные им с Маурой в беседке, не приснились ему. Были и другие свидетельства: следы девичьей крови Мауры обнаружились и на внутренней стороне его бедра, и на рубашке, которой он вытирал свой детородный орган после извержения семени.
Эверод поспешно отбросил рубашку и велел Дунли приготовить ванну. Лишив Мауру невинности, виконт не чувствовал за собой вины. Может быть, он и подвел ее к этому, но окончательное решение она приняла сама. На прощание она нежно поцеловала его в губы и пошла к дому. Ну, черт побери, если уж она сама не сожалеет об утраченной непорочности, он тем более жалеть не станет!
Эверод вышел из ванны освеженный и собрался выкинуть на сегодня Мауру из головы. Что-то он в последнее время совсем забросил клубы и друзей. Амурные похождения никак не влияли на его распорядок дня, и теперь он решил несколько дней не видеться с Маурой. Если ей будет так уж его не хватать, она сама, возможно, придет к нему.
Виконт мурлыкал что-то себе под нос, когда услышал тихий скрип двери. Вот уж кого он совсем не ожидал увидеть у себя в спальне, так это леди Уоррингтон.
– Черт возьми! Как вы сюда попали?
Мгновенно заметив, что из одежды на виконте одни панталоны, Жоржетта неторопливо вошла в комнату.
– Должна признать, что без малейшего труда. Дунли поверил, что ты нанял меня на сегодняшний день.
Она двинулась в глубь комнаты, обходя Эверода, но он повернулся вслед за нею, не спуская с Жоржетты глаз, словно вдруг обнаружил в комнате ядовитую змею.
– Нет, Эверод, честно: мне очень хочется узнать, чем ты занимаешься с женщинами, которых нанимаешь за деньги?
– В шашки играю, – насмешливо бросил Эверод, а про себя обругал последними словами камердинера, который впустил в дом единственную женщину, которую виконт готов был задушить собственными руками. – Дунли это даром не пройдет. Я хорошо плачу ему как раз за то, чтобы он не впускал в дом кого попало. – Виконт адресовал Жоржетте презрительную усмешку. – Если вам интересно, какого я о вас мнения, скажу, что уличных шлюх я ставлю выше вас, леди Уоррингтон.
Она вздохнула и покачала грудями, чтобы Эверод мог их как следует разглядеть.
– Тихо, тихо, милый мой. Если ты не забыл, вкусы у меня весьма извращенные: жестокость в мужчине только возбуждает меня. – И она хотела было погладить его, но Эверод перехватил ее руку.
– То-то и оно. Поэтому вы уйдете прямо сейчас. – И, преодолевая ее сопротивление, потащил Жоржетту к двери. – Я с большим удовольствием наподдам тебе под зад, и ты вылетишь прямо на мостовую.
Жоржетта впилась зубами в его руку и таким образом вновь обрела свободу. Она проворно подбежала к двери и захлопнула ее. Эверод немного опоздал: она уже заперла дверь на замок, а ключ опустила к себе за корсаж.
Его мачеха оперлась о косяк и злорадно засмеялась.
– Тварь продажная! – Эверод с силой ударил кулаком по двери рядом с ее головой. – Как тебе только удается так долго морочить отца? Я-то разглядел тебя насквозь, когда мне было пятнадцать лет!
– Уоррингтон меня боготворит. Я выполняю любой его каприз, и он обращается со мной как с королевой, – ответила Жоржетта, и ее голубые глаза загорелись торжеством.
– А ты тем временем тайком укладываешь в постель всякого мужчину, какого тебе заблагорассудится, – сказал Эверод дрожащим от отвращения голосом.
Лицо Жоржетты смягчилось, на нем промелькнуло что-то похожее на боль.
– Когда-то я захотела тебя, Эверод. Ты был таким красивым мальчиком! Когда твой отец привез меня в поместье, ты тоже на меня засматривался. Ты мечтал обо мне по ночам, оставаясь один в своей спальне? Поглаживал свой член, а яички тем временем становились твердыми в предвкушении скорого освобождения… и тебе хотелось, чтобы ты, а не твой отец драл меня в тот миг?
Эверод задрожал от ярости. По крайней мере, ему самому хотелось думать, что это была ярость. Когда он в последний раз стоял так близко к Жоржетте, она довела его до того, что он задрал ее юбки, пока она расстегивала его панталоны. Сгорая от похоти, она раздвинула бедра, и он предал своего отца, ни на миг не задумавшись о последствиях. Жоржетта умела вести себя так, что у мужчин ум заходил за разум. Не попадись они тогда на глаза Мауре и отцу, интересно, как глубоко запустила бы в его тело Жоржетта свои ядовитые когти?
Если знать, где искать, на его спине до сих пор можно было обнаружить слабые отметинки, оставленные ее ногтями, когда она извивалась и содрогалась в его объятиях. Его детородный орган зашевелился, когда Эверод ясно представил себе, как неистово он входил в нее. Напуганный тем, что может возбудиться, виконт отодвинулся от Жоржетты подальше.
– Что тебе нужно, Жоржетта?
Поверив, что ей удалось взять над ним верх, она перешла в наступление.
– Я предлагаю перемирие, Эверод.
– С чего бы это вдруг?
– А почему бы и нет? – Она изящно повела плечами. – Нам нет нужды лгать друг другу. Ты же знаешь, что, если бы Уоррингтон не узнал тогда о нашей взаимной любви, ты бы доныне приходил в мою спальню.
Эверод откровенно рассмеялся такой самоуверенности.
