Много времени спустя мы приезжаем в город, где светлая дымка, казавшаяся такой естественной над океаном, теперь видится на улицах города. Она придаёт им некий ореол, туманное солнечное сияние вызывает какую-то ностальгию, как если бы ты был здесь много лет тому назад.
Мы заходим в переполненный ресторан, с трудом находим свободный столик у окна с видом на сияющую улицу. Крис насупился и не хочет разговаривать. Возможно, каким-то образом он чувствует, что ехать нам осталось немного.
— Мне не хочется есть, — говорит он.
— Ну, подожди, пока я поем.
— Поехали, я не хочу есть.
— Ну а я хочу.
— А я не хочу. У меня болит живот. — Старый симптом.
Я обедаю под гул разговоров и звяканье тарелок и ложек на других столах, через окно вижу, как проезжает человек на мотоцикле. У меня такое ощущение, что мы приехали на конец света.
Поднимаю взгляд и вижу, что Крис плачет.
— Ну что теперь?
— Живот. Болит.
— И всё?
— Нет. Мне всё опротивело… Зря я поехал… Ненавижу эту поездку… Я думал, будет интересно, а всё не так… Зря я поехал. — Он всегда говорит правду, как Федр. И подобно Федру он теперь смотрит на меня со всё большей и большей ненавистью. Пришло время.
— Я думал, Крис, посадить тебя здесь на автобус и отправить домой.
Вначале лицо у него ничего не выражает, затем появляется удивление и досада.
Добавляю: «Я поеду дальше на мотоцикле один, и мы встретимся снова через неделю-другую. Чего тебе мучиться, раз уж так вышло?»
Теперь настала моя очередь удивляться. Ему совсем не стало легче. Он раздосадован ещё больше, насупился и молчит.
Кажется, он совсем растерялся и напугался.
Поднимает взор. — А где я буду жить?
— Ну, в нашем доме больше жить нельзя, там ведь теперь живут другие люди. Можно побыть у бабушки с дедушкой.
— Не хочу я жить у них.
— Можно пожить у тёти.
— Она меня не любит, а я не люблю её.
— Тогда у других бабушки с дедушкой.
— У них тоже не хочу жить.
Я называю ещё несколько мест, но он только качает головой.
— Ну так с кем же тогда?
— Не знаю.
— Крис, кажется, ты уже сам понимаешь, в чём дело. Ты не хочешь продолжать поездку. Тебе она не нравится. И всё же ты не хочешь жить нигде и ни с кем. Все те, кого я тебе называл, либо не нравятся тебе, либо ты им не нравишься.
Он молчит, но на глаза у него наворачиваются слёзы.
Женщина за соседним столом смотрит на меня сердито. Она раскрывает рот, как если бы хотела что-то сказать. Я смотрю на неё тяжелым долгим взглядом, она закрывает рот и снова принимается за еду.
Теперь Крис уже плачет вовсю, и люди за другими столами обращают на нас внимание.
— Пойдём прогуляемся, — говорю я и встаю, не дожидаясь счёта.
Официантка у кассы говорит: «Как жаль, что мальчик плохо себя чувствует.» Я киваю, и мы выходим.
В сияющем свете я ищу где-нибудь скамейку, но их нет. Тогда мы садимся на мотоцикл и медленно едем на юг, высматривая тихое место, чтобы остановиться.
Дорога снова ведёт к океану, подымается вверх и очевидно где-то там выходит на берег, но теперь она вся скрыта тучами облаков. На мгновенье в прогалине облаков я замечаю, как люди отдыхают на песке, но вскоре туман наплывает снова, и их больше не видать.
Я смотрю на Криса, вижу рассеянный, пустой взгляд, но как только я прошу его сесть, у него вновь появляется страх и ненависть, что были утром.
— Зачем?
— Кажется, нам пора поговорить.
— Ну, говори, — тянет он. И вновь вернулась неприязнь. Он терпеть не может образ «добренького папочки». Он знает, что «любезность» тут напускная.
— Как насчёт будущего? — До чего же глупый вопрос.
— А что с ним? — парирует он.
— Я хотел спросить тебя, как ты планируешь себе будущее.
— Как будет, так и будет. — Он выказывает презрение.
Туман на время расходится, и видно утёс, где мы сидим, но вот наплывает опять, и у меня возникает чувство неизбежности того, что произойдёт. Что-то меня куда-то влечёт, и я одинаково вижу предметы как краем глаза, так и по центру, всё становится единым и я говорю: «Крис, пора, пожалуй, поговорить кое о чём, чего ты не знаешь.»
Он настораживается, чувствует, что что-то произойдёт.
— Крис, перед тобой отец, который долгое время был умалишенным, и теперь снова на грани того же.
Да уже не на грани. А совсем. Дно океана.
— Я отправляю тебя домой не потому, что сердит на тебя, а потому что боюсь того, что с тобой может случиться, если я буду нести за тебя ответственность дальше.
Выражение на его лице всё ещё не изменилось. Он ещё не понимает, о чём я говорю.
— Так что нам придётся распрощаться, Крис, и я не уверен, что мы когда-либо увидимся вновь.
Вот оно. Сделано. А теперь всё пойдёт естественно.
Он смотрит на меня так странно. Кажется, он всё ещё не понимает. Этот взгляд… где-то я его видел… где… где…
Однажды туманным утром в болотах была маленькая уточка, чирок, который смотрел так… Я подбил ему крыло, лететь он больше не мог. Я подбежал, схватил его за шею, и прежде чем добить, по какому-то необъяснимому ощущению вселенной, остановился и посмотрел ему в глаза, и взгляд у него был такой… спокойный, непонимающий… и всё же сознающий что-то. Я накрыл ему глаза рукой и свернул ему шею, почувствовал как она хрустнула у меня в руке.
Я снял руку. Глаза всё ещё глядели на меня, но уже смотрели в пустоту и больше не следили за моими движениями.
— Крис, теперь это говорят о тебе.
Он уставился на меня.
— Что все эти беды теперь у тебя на уме.
Он отрицательно качает головой.
— Да всё это так кажется, но на самом деле это неправда.
