женился бы на Жоржетте. А если бы она не захотела за тебя выйти, ты бы женился на ком-нибудь еще. На ком попало. Вот тебе и твоя головоломка!
— Черт… меня… побери!.. — медленно, с расстановкой сказал Норман и ладонями пригладил волосы — они были прямые, только над ушами чуть кучерявились. Могло показаться, что это он схватился за голову от отчаяния. — Послушай, Ливи, — продолжил он, — глупо же поднимать шум из-за какого-то дурацкого фокуса. Не можешь ты осуждать меня за то, чего я не делал.
— Ты бы так и сделал.
— Почему ты знаешь?
— Ты сам видел.
— Я видел какую-то нелепость… наверно, это гипноз. — И вдруг громко, голосом, в котором прорывалось бешенство, он сказал человечку напротив: — Убирайтесь, мистер Если или как вас там! Вон отсюда! Вы тут не нужны. Убирайтесь, пока я не выкинул вас за окно вместе с вашей хитрой механикой!
Ливи дернула его за локоть.
— Перестань. Перестань сейчас же! Люди кругом!
Человечек весь съежился, спрятал черный ящичек за спину и забился в угол. Норман поглядел на него, потом на Ливи, потом на пожилую даму, которая сидела по другую сторону прохода и смотрела на него с явным неодобрением.
Он покраснел и поперхнулся еще каким-то злым словцом. В ледяном молчании доехали до Нью- Лондона, ни слова не сказали во время остановки.
Через четверть часа после того, как поезд отошел от Нью-Лондона, Норман позвал:
— Ливи!
Она не ответила. Она смотрела в окно, но ничего не видела — только стекло.
— Ливи, — повторил Норман. — Ливи! Да отзовись же!
— Что тебе? — глухо спросила она.
— Послушай, это же нелепо. Я не знаю, как он это проделывает, но даже если в этом есть на грош правды, все равно ты несправедлива. Почему ты остановилась на полпути? Допустим, я и впрямь женился на Жоржетте, ну а ты? Разве ты осталась одна? Откуда я знаю, может, ко времени моей предполагаемой женитьбы ты уже была замужем за другим. Может, потому я и женился на Жоржетте.
— Я не была замужем.
— Откуда ты знаешь?
— Уж я бы разобралась. Я-то знаю, о чем я думала в то время.
— Ну, так вышла бы замуж не позже чем через год.
Ливи злилась все сильней. Краешком сознания она понимала, что злиться нет причины, но это не утешало. Напротив, досада росла. И она сказала:
— А если бы и вышла, это бы тебя уже не касалось.
— Да, конечно. Но это бы только доказывало, что мы не можем отвечать за то, что было бы, если бы да кабы.
Ливи гневно раздула ноздри, но промолчала.
— Послушай, — продолжал Норман. — Помнишь, мы встречали у Винни позапрошлый Новый Год? Было много народу и очень весело?
— Как не помнить! Ты мне устроил душ из коктейля.
— Это к делу не относится, да и коктейля-то было всего ничего. А я вот что хочу сказать: Винни ведь твоя лучшая подруга, вы с ней дружили давным-давно, когда мы с тобой еще не были женаты.
— Ну и что?
— И Жоржетта тоже с ней дружила, верно?
— Да.
— Ну так вот. И ты и Жоржетта все равно встречали бы у Винни Новый Год, на ком бы я ни женился. Я тут ни при чем. Пускай он нам покажет, что было бы на этом вечере, если бы я женился на Жоржетте, и пари держу, ты там будешь либо с женихом, либо с мужем.
Ливи заколебалась. Честно говоря, именно это ее и пугало.
— Что, боишься рискнуть? — сказал Норман.
И, конечно, Ливи не стерпела. Она так и вскинулась:
— Ничего я не боюсь! Уж наверно я вышла замуж! Не сохнуть же по тебе! И любопытно посмотреть, как ты обольешь коктейлем Жоржетту. Она тебе при всех надает оплеух, не постесняется. Я ее знаю. Вот тогда ты увидишь, какой кусок в твоей головоломке подходящий.
И Ливи сердито скрестила руки на груди и устремила вперед взор, исполненный решимости.
Норман поглядел на человечка напротив, но просить ни о чем не пришлось. Тот уже установил на коленях матовое стекло. В окно косо светило закатное солнце, и венчик седых волос вокруг лысины человечка отливал розовым.
— Ты готова? — напряженным голосом спросил Норман.
Ливи кивнула, и они снова перестали слышать рокот колес.
Раскрасневшаяся с мороза, Ливи остановилась в дверях. Она только что сняла пальто, на котором таяли снежинки, и обнаженным рукам было еще зябко.
Ее встретили криками: 'С Новым Годом!' — и она ответила тем же, стараясь перекричать радио, которое орало во всю мочь. Еще с порога она услыхала пронзительный голос Жоржетты и теперь направилась к ней. Она больше месяца не видела ни Жоржетту, ни Нормана.
Жоржетта жеманно подняла одну бровь — это она в самое последнее время завела такую манеру — и спросила:
— Ты разве одна, Оливия?
Окинула взглядом тех, кто стоял поближе, и вновь посмотрела на Ливи. Та сказала равнодушно:
— Я думаю, Дик заглянет попозже. У него там еще какие-то дела.
Она не притворялась, ей и правда было все равно.
— Ну, зато Норман здесь, — сказала Жоржетта, натянуто улыбаясь. — Так что ты не будешь скучать, дорогая. По крайней мере раньше ты в таких случаях не скучала.
И тут из кухни лениво вышел Норман. В руке он держал шейкер, кубики льда в коктейле постукивали, точно кастаньеты, в такт словам:
— Эй вы, гуляки-выпивохи! Подойдите, хлебните — от моего зелья еще не так разгуляетесь… Ба, Ливи!
Он направился к ней, широко и радостно улыбаясь.
— Где вы пропадали? Я вас сто лет не видал. В чем дело? Дик решил вас прятать от посторонних глаз?
— Налей мне, Норман, — резко сказала Жоржетта.
— Сию минуту, — не взглянув на нее, отозвался Норман. — А вам налить, Ливи? Сейчас найду бокал.
Он обернулся, и тут-то все и произошло.
— Осторожно! — вскрикнула Ливи.
Она видела, что сейчас будет, у нее даже возникло какое-то смутное чувство, словно так уже когда-то было, и все-таки это случилось, неизбежно и неотвратимо. Норман зацепился каблуком за ковер, пошатнулся, тщетно пытаясь сохранить равновесие, и выронил шейкер. Тот словно выпрыгнул у него из рук — и добрая пинта ледяного коктейля обдала Ливи, промочив ее до нитки.
Она задохнулась. Вокруг стало тихо, и несколько невыносимых мгновений она тщетно пыталась отряхнуться, а Норман опять и опять все громче повторял:
— Черт подери! Ах, черт подери!
Жоржетта сказала холодно:
— Очень жаль, что так вышло, Ливи. С кем не случается. Но это платье как будто не очень дорогое.
Ливи повернулась и побежала из комнаты. И вот она в спальне, тут по крайней мере никого нет и почти не слышно шума. При свете лампы на туалетном столике, затененной абажуром с бахромой, она в куче пальто, брошенных на кровать, стала отыскивать свое.
