– Этого достаточно.
– А Дженис Райан?
– Об этом дерьме я и думать сейчас не хочу.
– Когда ты видел ее в последний раз?
Он вздохнул, вытер ладони о ляжки и покачал головой:
– Не помню.
– Эрик, – сказал я, – хрен с ними, с деньгами. Расскажи мне, что случилось. Когда Хантер тебя отыме-ет, тебе понадобится каждый, бля, доллар, чтобы отмыть свои грязные ручонки. Так что расскажи мне правду, мать твою, – и сэкономишь себе целых два с половиной куска.
Он посмотрел в окно, на черный шпиль, упирающийся в небо, затем откинул голову на спинку сиденья и тихо сказал:
– Я ее не убивал.
– А разве я это говорил?
– Две недели назад она позвонила мне и сказала, что ей нужны деньги, чтобы уехать. Сказала, что хочет продать мне кое-какую информацию.
– Ты с ней встретился?
– Нет.
– А ты знаешь, о какой информации шла речь?
– Насчет каких-то ограблений.
– Каких ограблений?
– Она не сказала.
– Прошлых или будущих?
– Она не сказала.
Я посмотрел на его жирное испуганное лицо, потеющее на моем пассажирском сиденье.
– Ты кому-нибудь об этом рассказывал?
Он сглотнул и кивнул.
– Кому?
– Одному сержанту из Лидса. По имени Фрейзер, Боб Фрейзер.
– Когда ты ему об этом рассказывал?
– Почти сразу после ее звонка.
– А зачем ты ему об этом рассказывал?
Эрик Холл повернулся ко мне лицом и сказал, показывая пальцем на свое лицо:
– Затем, что он выбил это из меня, вот, бля, зачем.
– А почему он это сделал?
– Потому, что он был ее сутенером.
– Я думал, ее сутенером был ты.
– Давным-давно.
– Тот журнал с фотографиями. Ты что-нибудь об этом знаешь?
– Ничего. Без дураков. Она ничего мне об этом не рассказывала.
Я сидел за рулем и не знал, что думать.
Через некоторое время Эрик Холл сказал:
– У тебя есть ко мне еще какие-нибудь вопросы?
– Да, есть, – сказал я. – Кто ее убил?
Эрик Холл шмыгнул носом и сказал:
– Есть у меня, бля, одна теория.
Я повернулся, чтобы посмотреть на него, на этого жирного слизняка, на человека, готового сэкономить два гребаных куска ценой своей собственной изолгавшейся души, которую в будущем не ждало ничего, кроме геенны огненной.
– Ну давай, Шерлок, поделись.
Он пожал плечами, как будто в этом не было ничего особенного, как будто это было на первой полосе каждой газеты, как будто этот жирный слизняк хотел выгадать еще один день:
– Фрейзер, – сказал он, улыбаясь.
– Не Потрошитель?
– Потрошитель? – засмеялся он. – А это еще кто, бля, такой?
Я посмотрел на крест над нашими головами и сказал:
– Последний вопрос.
– Валяй, – сказал он, все еще улыбаясь.
– А Ка Су Пен?
– Кто? – переспросил он слишком быстро.
Улыбка исчезла.
– Китаянка. «Сью Пенн».
Он покачал головой.
– Эрик, ты работаешь в Брэдфордском отделе по борьбе с проституцией, так?
– Работал.
– Извини – работал. Но я уверен, что ты еще помнишь всех своих девочек. Особенно тех, которых Потрошитель покоцал прямо перед твоим, бля, долбаным носом. Или нет?
Он молчал.
– Это ведь был Потрошитель? – повторил я.
– С официальной точки зрения.
– А с твоей собственной точки зрения?
– С моей точки зрения, не тронь дерьмо – вонять не будет.
Я включил зажигание и быстро молча поехал обратно.
Я остановился у парка Короля Георга.
Он открыл дверь и вышел.
– Сдохни, – прошептал я.
– Что? – переспросил он, заглядывая в машину.
– Закрой дверь, Эрик, – сказал я и нажал на газ.
Я позвонил ей домой.
Никого.
Я положил трубку и снова набрал номер.
Никого.
Я положил трубку и снова набрал номер.
Никого.
Я положил трубку.
Снова в Брэдфорд – из Брэдфорда – в Лидс, не снижая скорости: Киллингхолл-роуд, Лидс-роуд, объездная по Стэннингли, Армли.
Под темными арками, горя желанием выпить полуденную порцию, поддаваясь соблазну в Скарборо, рюмку виски в пинту пива и – залпом, под сенью «Гриффина».
Самый конец дня, легкий ветер дует через центр, полиэтиленовые пакеты и старые газеты вьются у моих щиколоток; в поисках работающего телефона, хотя бы одного.
– Сэмюэл?
– Джек.
– Какие новости?
– Фрейзера отпустили.
– Я знаю.
– Ну, тогда не буду отнимать у тебя время.
– Извини.
– А ты, случайно, не знаешь, где он?
