1977. Кошмар Чапелтауна

– Я тоже так подумал.

– Ты собираешься об этом писать?

– Если хочешь, напишу.

– Я не хочу.

– Тогда не напишу.

– До поры до времени.

– Ладно.

– Спасибо, Джек.

Я освободился от его хватки и сказал:

– И что теперь?

– Давай еще по пивку?

Я посмотрел на часы и сказал:

– Нет, не могу.

– Тогда в другой раз.

– В другой раз, – повторил я.

У выхода с рынка, среди дерьма и вони, инспектор Боб Крейвен сказал:

– Позвони нам, Джек.

Я кивнул.

– Я у тебя в долгу, – сказал он.

Я снова кивнул. Нет конца, этому чертову, черному аду не будет конца.

Сноски и поля, тангенсы и кривые, грязный лист, избитые фразы.

Джек Уайтхед, Йоркшир, 1977.

Тела и трупы, аллеи и помойки, грязные мужчины, избитые женщины.

Джек-Потрошитель, Йоркшир, 1977.

Ложь и полуправда, правда и полуложь, грязные руки, разбитые жизни.

Два Джека, один Йоркшир, 1977.

Вдоль по коридору – в архив.

В 1975 год.

Я зарядил последний микрофильм в проектор, прогнал его до нужного места, до нужной лжи.

До понедельника, 27 января 1977 года.

«Ивнинг пост», первая полоса:

МУЖЧИНА УБИЛ СВОЮ ЖЕНУ ВО ВРЕМЯ РИТУАЛА ЭКЗОРЦИЗМА.

Подзаголовок:

Местный священник находится под арестом.

Но я не мог читать, не мог читать еще одну —

Я позвонил ей домой.

Никого.

Я положил трубку и снова набрал номер.

Никого.

Я положил трубку и снова набрал номер.

Никого.

Я положил трубку и снова набрал номер.

Никого.

Я положил трубку и снова набрал номер.

Никого.

Я положил трубку.

Я въехал на стоянку у «Редбека», припарковался среди темных грузовиков и пустых машин, выключил радио и зажигание.

Я сидел в ночи, я ждал, я думал, я беспокоился.

Потом я вышел из машины и пошел по стоянке, мимо ям и рытвин, под восходящей черной луной.

У входа в комнату номер 27 я остановился, подождал, прислушался, постучал.

Тишина.

Я постучал, прислушался, подождал.

Тишина.

Я открыл дверь.

Сержант Фрейзер лежал на полу, свернувшись в клубок. Стол и стулья были сломаны, стены – голые. Он лежал на полу, свернувшись в клубок, под слоем того, что раньше висело на стенах, он лежал на полу, свернувшись в клубок под щепками, под осколками ада.

Я стоял в дверях, черная луна выглядывала из-за моего плеча, ночь укрывала нас обоих.

Он открыл глаза.

– Это я, – сказал я. – Джек.

Он поднял голову и повернул ее в сторону двери.

– Можно мне войти?

Он медленно открыл рот и снова закрыл.

Я подошел к нему и наклонился.

Он сжимал в руке фотографию —

Женщина и ребенок.

Женщина в очках от солнца, ребенок в голубой пижаме.

Он открыл глаза и посмотрел на меня.

– Сядь, – сказал я.

Он схватил меня за руку.

– Давай-давай, – сказал я.

– Я не могу их найти, – прошептал он.

– Ничего, ничего, – кивнул я.

– Но я нигде не могу их найти.

– С ними все в порядке.

Сжимая мою руку, он подтянулся и сел.

– Ты врешь, – сказал он. – Они мертвы. Я знаю.

– Нет, это неправда.

– Мертвы, как и все остальные.

– Нет, с ними все в порядке.

– Ты врешь.

– Я их видел.

– Где?

– С Джоном Радкиным.

– С Радкиным?

– Да, по-моему, они у него.

Он встал и посмотрел на меня сверху вниз.

– Извини, – сказал я.

– Они мертвы, – сказал он.

– Нет.

– Они все мертвы, – сказал он и схватил ножку стола.

Я попытался встать, но не успел.

Я не успел.

* * *

Звонок в студию: А теперь все эти проклятые легавые отказываются работать сверхурочно. Преступники, наверное, со смеху помирают, мать их emu.

Джон Шарк: Значит, Боб, ты не считаешь, что ребята в синей форме заслуживают повышения зарплаты?

Слушатель: Повышения зарплаты? Не смеши меня, Джон. Я этим ублюдкам сраным ни цента