— Я думал, что прекрасные шпионки бывают только на экранах телевизоров или в кино, — попытался сострить Штрайтцер.
Комиссар с укором посмотрел на него:
— Я принял ваше объяснение насчет того, почему вы перевернули все вверх тормашками в квартире Галвы, но это совсем не означает, что я собираюсь выступать здесь в роли шута, это вам ясно, герр директор?
— Я и не думал обидеть вас, герр комиссар, извините, — проговорил Штрайтцер.
— Эта связь могла иметь какой угодно характер, — продолжал Вольман. — Именно об этом я и хотел спросить господина Галву. Что вы можете мне на это возразить, господа?
Ответом было молчание. Наконец Говард решил взять беседу в свои руки:
— Вы можете сообщить нам какие-нибудь подробности, мистер комиссар?
— Других подробностей нет… Пожалуй, за исключением того, что мы знаем, где живет эта дама, как ее зовут и что она делала сегодня до пяти часов дня. Нам известно также, что во второй половине дня она пыталась замести следы: перекрасила волосы, избавилась от машины…
— Она встречалась сегодня с Галвой? — спросил Говард.
— Это важно?
— Да, это может иметь некоторое значение.
— Они встречались сегодня утром.
«В это время Галва еще ничего не знал, но потом, когда ему стало известно о предстоящей поездке, он попытался связаться с ней…» — мысленно комбинировал полковник Говард.
— Вам что-нибудь говорит имя Гизела Кремер? — спросил полковник комиссара.
Тот отрицательно покачал головой:
— Нет, мистер Говард, это имя мне ничего не говорит. Могу вам назвать другие имена, которыми пользовалась эта дама: Карпентье и Райн.
Говард повернулся к Штрайтцеру:
— А вам?
— Да, это имя мне известно. Кажется, это была любовница Галвы, — ответил Штрайтцер.
— Послушайте, господа, — произнес комиссар, — мне важно побыстрее задержать Райн. Чем вы можете помочь?
— И для нас важно, чтобы в Федеративной Республике Германии коммунистические агенты свободно не разгуливали, — заметил Говард.
— Кроме того, — добавил Штрайтцер, — ее связь с Галвой создает угрозу интересам нашей фирмы. Если вам удастся задержать ее, вы избавите нас от многих затруднений: все-таки мы торгуем со всем миром и нам не хотелось бы, чтобы секреты фирмы попали в чужие руки. Наша фирма готова покрыть затраты, связанные с поисками этой женщины, суммой в пятьдесят тысяч марок.
— Речь сейчас идет не о деньгах, — проворчал комиссар. — Я к вам приехал не за этим… Мне нужны новые факты!
— Вы уверены, что эта женщина еще в Мюнхене? — спросил полковник Говард.
— Да, мистер… — впервые вступил в разговор Браудер. — Когда мы были в квартире Галвы, то телефон звонил там как сумасшедший. Эта женщина ищет его…
Комиссар резко повернулся к нему:
— Вы поднимали трубку?
— Нет.
Вольман встал:
— Прекрасно… Вы могли бы поручиться за то, что Галвы в самом деле нет в Мюнхене, мистер Говард?
— Разумеется, господин комиссар, — кивнул полковник.
— И за то, что он не имел возможности связаться с Райн до вылета… Куда, вы говорили, он улетел?
Говард усмехнулся:
— В Австрию… как говорит мистер Штрайтцер…
— Тогда, господа, — почти торжественно произнес комиссар, — я с вами не тратил времени понапрасну… Придумаем для фрейлейн Райн прекрасную ловушку.
— Не забудьте, комиссар, — напомнил ему Штрайтцер, — как только вы возьмете Райн, вас ожидает чек на пятьдесят тысяч марок.
Комиссар Вольман остановился в дверях.
— Я передам вам Райи, мистер Говард, — сказал он строго, — но не из-за этих пятидесяти тысяч, а потому, что ее действия были направлены исключительно, повторяю, исключительно против вооруженных сил Соединенных Штатов Америки на территории Федеративной Республики Германии… Я поступаю так в соответствии с известными договорами, заключенными нашим правительством с правительством Соединенных Штатов Америки. Не так ли?
— Именно так, — согласился полковник Говард. Но все-таки он очень хотел узнать, почему этот немец так печется о защите американо-немецких отношений. Однако это не могло развеять хорошего впечатления, которое произвел на него седой комиссар. К тому же, если кто-то и мог быстро найти Райн, то, несомненно, он.
— Вы не назвали лишь ваше воинское звание, мистер Говард, — усмехнулся Вольман.
— Это легко исправить… Я полковник американской армии. Имею специальное задание.
— В этом случае Райн попадет в нужные руки, — сказал Вольман, вежливо поклонился и вышел.
32
В Стамбуле стояла прохладная ночь. По небу тянулись низкие облака, с моря дул порывистый ветер.
Галва сидел за рулем «шевроле», внимательно следя за дорогой. Торанце курил, сидя рядом с ним, а Крайски и Сантанелли беседовали на заднем сиденье.
— Провести две такие операции в год, и можно больше ничем не заниматься, — заметил Крайски.
— Да, — согласился Сантанелли, — это был бы неплохой бизнес.
Крайски на минуту задумался:
— Должен признаться, что фирма ТАНАСС — это не игрушки.
— В каком смысле, Крайски? — спросил Галва.
— Это так, шеф, — попытался объяснить Крайски. — Выступаем как торговая фирма, а думаем, что делаем что-то другое. Только мы и вправду ничего не делаем, кроме бизнеса… иногда — маленького, иногда — большого. Один продает информацию или людей, а мы их покупаем. Ничем другим мы ведь не занимаемся. В конце концов, это бизнес, не так ли?
— Ты, несомненно, прав, — поддержал его Сантенелли. — Купишь парня и вложишь в него деньги, как при обычной торговой сделке. И если вложения оправдаются, получаешь доход, да и фирма не проигрывает… Ну а если затраты не оправдаются, значит, сделал плохой бизнес.
— Ну да… Но в этом нашем бизнесе есть много подводных камней.
— Это ты так считаешь, потому что не знаешь, сколько подводных камней у торговцев, дружище… У них на это свои оценки, можешь быть уверен.
— Да, но вряд ли ты сумеешь продать один ящик пива, например, четырем лицам, а посмотри, как это делается у нас… Совсем недавно мне пришлось порвать с одним агентом, который с каждой информации, передаваемой мне, снимал пять копий: одну передавал мне, другую немцам, третью англичанам, четвертую французам, а пятую отдавал одному журналисту…
Сантанелли перебил его:
— И что с ней делал журналист?
