десантировать целый батальон.
— Куда повезли раненого? В Пльзень?
— Нет, в Стршешовице. В Пльзене сейчас хирургическое отделение на ремонте. Наш начальник штаба связался с Прагой — в госпитале уже ждут.
— Что же все-таки там взорвалось?
— Точно никто не знает. Сейчас туда отправятся саперы, чтобы во всем досконально разобраться.
— Я могу поехать с ними?
— Ты с ума сошел, Петр! Что тебе там делать? Писать об этом все равно нельзя, так что только зря подвергнешь свою жизнь опасности.
— Я понимаю, что пока об этом писать нельзя. Но представь себе, Ирка, вдруг там найдут что-нибудь такое, что имеет отношение к фашистским тайникам, которые когда-то мы с тобой разыскивали в этих местах?
— Опять ты фантазируешь?
— Это не фантазия! Ведь ты так же хорошо, как и я, знаешь, что фашистские тайники на Шумаве существуют.
— Конечно знаю. Но в данном случае речь идет не о тайнике, а о безответственности одного из командиров, у которого во время боевых стрельб несколько снарядов ушли в «молоко» и не разорвались, а он об этом никому не доложил. Вот тебе и вся тайна!
В это время мимо них, на ходу поприветствовав капитана, прошел поручик Рихтермоц.
— Ну вот, сапер уже прибыл. Мне надо идти.
— Так, значит, не пустишь меня вместе с саперами наверх?
— Ты невозможный человек, Петр! Ну хорошо, чтобы твоя репортерская совесть была спокойна, пойдем на совещание, там ты сам сможешь оценить сложившуюся обстановку.
Они вошли в небольшую комнату, где мебели было намного меньше, чем людей. Лесорубы из бригады Пегала сгрудились вокруг какого-то стола, издали напоминавшего кухонный, ротмистр и старший лейтенант-авиатор расположились на походной кровати, а у двери нерешительно переминался с ноги на ногу поручик Рихтермоц. По всей видимости, он не успел еще доложить о своем прибытии майору Ворличеку — тот в данный момент разговаривал по телефону:
— … Понимаю. Саперы сейчас обследуют опасный район. О результатах немедленно доложу. Ясно. Все закончим сегодня. До свидания.
Майор положил трубку полевого телефона и озабоченным взглядом обвел собравшихся в комнате людей. И вдруг кроме давно ожидаемого поручика-сапера он увидел Черника:
— А вам что здесь нужно?
— Все в порядке, товарищ майор, — успокоил Ворличека капитан Вавра, — мы с товарищем Черникой договорились: все, что он тут услышит или увидит, пока не для печати.
— Вы что же, знакомы?
— Так точно.
— В таком случае, товарищ капитан, вы полностью отвечаете за пребывание журналиста. Кстати, как ваша фамилия?
— Черник.
— За пребывание журналиста Черника. Ясно?
Капитан утвердительно кивнул, и только Петр Черник заметил на его губах мимолетную улыбку. Если бы не серьезность обстановки, капитан, наверное, громко рассмеялся. Так, по крайней мере, показалось журналисту.
— Ну что ж, начнем совещание, — встал майор Ворличек. — Все мы отлично знаем, что произошло. В штабе это трагическое событие расценивается как очень серьезное, чрезвычайное происшествие. Только что я беседовал по телефону с начальником штаба. Нам приказано осуществить инженерную разведку местности, где произошел взрыв. Вот почему я пригласил сюда поручика… Как ваша фамилия, товарищ поручик?
— Поручик Рихтермоц.
— … Поручика Рихтермоца из инженерно-саперного батальона. Я бы хотел, чтобы товарищи лесорубы подробно рассказали ему, как произошел этот несчастный случай. Пожалуйста, товарищи.
Герберт Пешл внимательно посмотрел на сапера и начал:
— К сожалению, много мы вам не расскажем. Мы обедали. Младший Кобес пошел к скале, что на горе. А потом мы вдруг услышали взрывы. Их было три. Мы побежали к скале, увидели там раненого Еника, попытались оказать ему медицинскую помощь. Затем отнесли его вниз, к дороге. К этому времени подъехал доктор на газике. Вот и все, что я могу рассказать.
— Вы уверены, что было три взрыва? — спросил поручик Рихтермоц.
Бригадир утвердительно кивнул. Слово взял Ёжка Ахимовский:
— Совершенно верно, мы слышали три взрыва, один за другим.
— Какой был интервал между взрывами?
— Я же говорю: один за другим. Только отгремел один, как прозвучал другой, за ним третий.
— Остались воронки?
— Кажется, нет. По крайней мере, я их не увидел.
— Точно, воронок там нет, — поддержал Ахимовского Пешл.
— В таком случае, это больше похоже на противопехотную мину, чем на артиллерийский снаряд, — задумчиво произнес поручик Рихтермоц.
— Точно, это противопехотные мины, — вновь поддержал его Ахимовский. — Во время войны фрицы ставили такие мины-ловушки на горных и лесных тропах. Помню, несколько наших партизан погибли из-за невнимательности…
— Оставь, пожалуйста, сейчас не до воспоминаний, — оборвал рассказчика Вондржих.
— Я никак не могу понять, откуда на горе появились противопехотные мины. Сколько существует наш полигон, там никогда никто не проводил ни занятий, ни учений, — вступил в разговор пожилой ротмистр.
— А что, если мины поставили пограничники?
— Зачем им это нужно? — возразил ротмистр. — У нас тут полигон, и пограничники к нам не заглядывают.
— Но могли же они там проводить какие-нибудь практические занятия по минированию местности?
— Я же вам, кажется, ясно сказал: пограничники сюда не заглядывают, — настаивал на своем ротмистр.
— Разрешите, я возьму с собой несколько человек, — обратился поручик Рихтермоц к майору Ворличеку, — и все там осмотрю.
— Конечно. Для этого я вас сюда и вызвал. Полученной информации вам достаточно?
— Так точно. Остальное увижу на месте.
— Правильно. Как у вас с саперным снаряжением?
— Щупы и миноискатели у нас с собой.
— Отлично. Подберите несколько солдат, и через двадцать минут выезжаем. Товарищ Пешл поедет с нами и покажет место, где это произошло. Машины будут стоять у здания штаба. Сейчас 12.20, выезд — в 12.40. Все свободны.
Однако разрешением покинуть совещание воспользовался только поручик Рихтермоц, остальные задержались на своих местах, как будто ожидая окончания разговора, разъяснившего бы причины происшествия. По обыкновению, Ёжка Ахимовский ударился в воспоминания:
— Как пить дать, это противопехотные мины, шпринг-мины, как мы их называли во время войны. Фрицы иногда несколько мин соединяли проволокой. Наскочишь на одну — взрываются сразу все. Мерзкая штука, должен вам сказать!
— Так ты, Ёжка, думаешь, что здесь остались мины еще со времен войны? — задал вопрос Арношт Вондржих.
