Мысленно Черник все время возвращался ко дню своего приезда с Шумавы. Тогда он впервые почувствовал, как одинок. Решил позвонить Тане и пригласить ее в ресторан, чтобы там спросить, согласна ли она выйти за него замуж. Но, к сожалению, Таня была занята на работе, а потом спешила домой: возвращались из отпуска ее родители.
Встретились они в субботу утром и провели вместе чудесный день: сначала позавтракали у Петра, потом гуляли по улицам старой Праги — Старое Место, Градчаны, а перед тем, как Таня ушла на работу, посидели в уютном кафе на Малой Стране. Все было настолько восхитительно, что только вечером Черник вспомнил о своем намерении задать девушке интересовавший его вопрос. «Ну, не беда, — подумал он, — уж если я терпел столько времени, то еще пару дней вполне могу подождать». В воскресенье Петр навестил в госпитале молодого лесоруба Кобеса и Милоша Данду, а вечером сел за репортаж о фашистском тайнике на Доброводицком полигоне. На четырнадцати листах он описал все, что произошло от момента, когда под ногами у Яна Кобеса взорвалась мина, до момента, когда пиротехники Гумл и Бенедикт начали спускаться в подземный тайник.
Черник не рассчитывал, что уже в понедельник даст рукопись в печать. Он просто хотел, чтобы репортаж был готов и одобрен главным. На этот раз, правда, ему не хотелось, чтобы его опередили другие журналисты, ведь он присутствовал при обнаружении и разминировании тайника. Как только будет получено разрешение опубликовать материал о находке, у редакции «АБЦ вояка» будет готовый репортаж участника событий.
«Теперь многое будет зависеть от Бенедикта и Гумла, — думал журналист, просматривая газеты, — от того, насколько быстро им удастся ликвидировать все «сюрпризы» и ловушки в тайнике. Все говорит за то, что я могу в этом деле принять участие. Иначе с чего бы Гумл стал мне звонить? По-видимому, он решил предложить мне завтра ехать вместе. Значит, с Иваном все хорошо и Гумл ждет не дождется момента, когда покорит сейф дьявола…»
Плавное течение мыслей прервал приход журналиста Рубаша:
— Добрый день, Петр!
— Привет, Мирек!
— Что-то на этот раз ты быстро вернулся с Шумавы.
— Это потому, что завтра я опять туда собираюсь.
— Там что-то произошло?
— Если ты имеешь в виду фашистские тайники, то там действительно обнаружен огромный склад.
— Вот это да! Своим репортажем ты наконец заткнешь за пояс Валека.
— Его сейчас «затыкает за пояс» главный редактор.
— Думаю, ему никакой разнос не страшен. От него все отскакивает, как от стенки горох.
— Ну, на этот раз все значительно серьезнее. Я сам слышал, как Краус говорил, что последний случай будет разобран на партбюро. Наверное, сегодня будете заседать.
— А что, собственно, произошло?
— Речь идет о подлоге.
— Ну, если дело только в этом, то Валека надо было разбирать каждую неделю.
Во время разговора Рубаш снял с себя плащ и держал его над раковиной умывальника, чтобы с него стекла дождевая вода. Затем он опять обратился к Чернику:
— С кем же на этот раз Валек сыграл злую шутку?
— С шефом и со всем руководством редакции…
— Ну, тогда действительно Краус может поднять этот вопрос на партбюро…
Рубаш хотел было продолжить разговор, но в коридоре послышался громкий голос секретаря Брандла:
— Совещание! Все на совещание!
Журналисты взяли блокноты и направились в комнату, где по понедельникам регулярно проводились совещания работников редакции. И хотя повестка дня была обычной, проходило оно в весьма напряженной атмосфере.
Причина крылась в плохом настроении главного, о чем неофициально были проинформированы все члены редакционного коллектива. Возможно, определенную роль сыграла и нервозность некоторых журналистов.
Несмотря на то что голос Крауса выдавал его раздражение, он и на этот раз не изменил своей привычке — на пороге новой рабочей недели пожелал сотрудникам редакции трудовых успехов. После этого он перешел к анализу выполнения плановых заданий.
— Семнадцатый номер — а это, как вы знаете, первый сентябрьский — был сдан в полном объеме и вовремя. Нарушение графика произошло только в одном случае — в военном отделе. С майором Валеком мы уже разобрались, и руководство редакции сделало соответствующие выводы. Кроме того, я хотел бы обратить внимание не только товарища Крейзловой, но и других журналистов на то, что материал без качественных фотоснимков я не считаю законченным и готовым к публикации. На этот счет я не принимаю никаких оправданий. Если с вами не поехал наш фотокорреспондент, извольте достать снимки другим путем, но они должны быть качественными, годными для печати.
Доктор Краус сделал небольшую паузу и придвинул к себе макет будущего номера. На нем были помечены темы статей, фамилии авторов и сроки сдачи материала. Зачеркнутое красным карандашом означало, что эти материалы уже сданы.
— А теперь перейдем к двадцатому номеру. У кого проблемы со сдачей или с тематикой материала?
— Я бы хотела перенести срок сдачи интервью с Карлом Хёгером, — первой отозвалась Квета Балкова. — Я не успею его сделать до среды, как было запланировано, потому что Хёгер вернулся со съемок только в пятницу вечером…
— Когда реально ты сдашь интервью?
— В следующий понедельник…
— Хорошо. У кого еще есть изменения?
Больше желающих скорректировать график не было, поэтому началось свободное обсуждение. Такой способ предлагать материал в номер Краус завел в редакции несколько лет назад. И он себя полностью оправдал. Во время обсуждения любой член редакционного коллектива мог высказать свое отношение к предложенным темам, выбрать по своему вкусу самую интересную. Это также вынуждало некоторых журналистов всесторонне обдумывать темы перед тем, как вынести их на суд товарищей. Руководство редакции имело при этом возможность оценить инициативу и находчивость отдельных редакторов. Не раз во время дебатов вдруг всплывали темы, оказывавшиеся намного интереснее тех, которые планировались. У этого метода были и другие преимущества: все ясно видели, кто и насколько будет загружен работой в последующие недели. Если обнаруживалось, что кто-то недостаточно занят, вмешивался главный и давал этому сотруднику свои задания, правда не всегда приятные: корректуру, подготовку редакционных донесений, дежурства, ведение статистики и так далее. Краус утверждал, что такие задания — неофициальное взыскание за леность мысли в подборе удачных тем для статей.
На этот раз при обсуждении не было недостатка в интересных предложениях. Прямоугольники на макете Краус быстро заполнял принятыми темами будущих статей. Все шло гладко до тех пор, пока главный не дал слово Чернику. Тот предложил в первый октябрьский номер статью «По следам краловаков». Первым на это предложение откликнулся сам Краус:
— Что ж ты предлагаешь статью о каких-то краловаках, когда у тебя уже есть интереснейший репортаж с Шумавы? Или ты хочешь положить его под сукно и ждать, пока о нацистском тайнике напишут другие журналы?
— Об этом и речи быть не может. Но дело в том, что репортаж об открытии тайника пока нельзя публиковать.
— Почему?
— У меня нет разрешения тех товарищей, которые приступают к обследованию подземелья. Им требуется спокойная обстановка.
— Я понимаю, но когда об этом станет известно общественности, будет поздно. Произойдет то же
