сказал правду: он был не настолько глуп.
— Тогда все в порядке. Гранднер не знает ни нашего резидента, ни агентурную сеть в Чехословакии… Ему известен один связной, и если мы это звено уберем, то ничего не случится. Он может выдать только одного нашего человека и отдельные организационные и кадровые вопросы фирмы ТАНАСС. В этом смысле он не скажет чехам больше того, что они уже знают.
— Безусловно, за эти годы они о нас кое-что узнали, — согласился Штрайтцер, для которого рассуждения Галвы были как целебный бальзам.
— Я только не пойму, почему именно вокруг случая с Гранднером надо устраивать такой шум, герр Штрайтцер?
Директор оставил вопрос без ответа. Он пока не считал нужным проинформировать своего заместителя о прилете полковника Говарда, особенно о тех проблемах, которые в связи с этим возникли.
— При этом вы, разумеется, исходите из самого худшего варианта: полиция задержала Гранднера за шпионаж и он признался во всем.
Галва улыбнулся:
— Если кто-то попался в руки полиции, каковы бы ни были причины, нужно брать во внимание все, даже самое худшее. В общем, мне ясно, в случае с Гранднером возможны несколько вариантов…
— То есть?
— Официальное сообщение о дорожном происшествии может быть правдой — это первый вариант и, по моему мнению, наиболее вероятный…
— Значит, вы верите, что он оказался способен на подобную глупость?
— Гранднер — да.
Штрайтцер кивком подтвердил, что слушает Галву со вниманием.
— Этот вариант был бы для нас самым выгодным… До тех пор, конечно, пока Гранднер не выдохнется и не выложит то, о чем его никто не спрашивал…
— Для чего ему это нужно?
— Чтобы спасти себя.
— Я в это не верю.
— Я тоже, но как крайний вариант мы должны это предусмотреть.
— Как крайний и маловероятный.
— Теперь следующий вариант: Гранднера мог выдать связной, с которым он встречался в Праге.
— Конечно.
— И наконец, теоретически есть еще два варианта… Первый — у чехов есть агент в нашей организации, который заранее информировал их о Гранднере. И второй — Гранднер каким-то образом мог выдать себя сам.
— Но это действительно только теоретические варианты.
Галва пожал плечами:
— Теоретические, но вполне вероятные.
«Теоретические, но вполне вероятные», — эхом отозвалось у Штрайтцера в голове. В его положении только не хватало, чтобы у него где-то сидел чешский разведчик. Но Говард тоже говорил об этом, поэтому…
— У вас есть основания считать, герр Галва, что у нас сидит коммунистический агент? — спросил Штрайтцер, внимательно глядя на своего собеседника.
— Если бы у меня были подобные основания, я бы давно обратил на это ваше внимание. Но полностью исключить такую возможность нельзя. Ведь в этом заключается цель коммунистических разведок.
— И что вы предлагаете?
— Утро вечера мудренее, герр Штрайтцер. Потом я бы смог изложить конкретные предложения.
— Хорошо, заходите ко мне с этим Раймером.
4
Вскоре после ухода Галвы появился полковник Говард. Он выглядел отдохнувшим и одним своим видом создавал вокруг себя хорошее настроение.
— Давно я так хорошо не спал, Штрайтцер! А вы?
— Благодарю вас, сэр… Я тоже не могу пожаловаться.
— Это хорошо… Сигару?
— С удовольствием, мистер Говард.
Закурив, оба удобно устроились в мягких креслах. Сейчас Штрайтцер выглядел более спокойным, чем вчера вечером. Разговор с Галвой придал ему смелости. Он покажет этому американцу, что фатальный случай с рядовым агентом не выбил его из колеи, даже если речь идет о его друге. Вобрав в себя побольше воздуха, Штрайтцер обратился к полковнику:
— Буквально несколько минут назад я обсуждал с Галвой этот случай с Гранднером…
На лице полковника появилась улыбка.
— Превосходно! — Он взял хрустальную пепельницу и взвесил ее на руке: — Чешское стекло?
Штрайтцер неопределенно пожал плечами. Говард продолжал:
— Чудесная работа… Кстати, этот ваш заместитель, Галва, тоже, чех, не так ли?
— Да, сэр. Работает на нас более десяти лет и до сих пор не вызвал и тени подозрения.
— А это хорошо… или плохо?
Штрайтцер взглянул на американца, пытаясь угадать, что тот имеет в виду:
— Не понимаю вас, мистер Говард.
— Ну, это не так сложно, — добродушно стал объяснять полковник. — Вы, конечно, и сами отлично знаете, что у каждого агента, который работает на нас долгое время, наберется множество недочетов и неясностей. И только у тех… — Говард сделал паузу, — кто работает на две стороны, всегда все чисто.
Штрайтцер внимательно посмотрел на американца:
— Вы что-нибудь конкретно знаете о Галве, мистер Говард?
— Я знаю только одно, дорогой Штрайтцер, — полковник бросил недокуренную сигару в хрустальную пепельницу, — что наша старушка Земля кишит агентами и шпионами.
Штрайтцер окончательно пал духом. Что же интересует этого американца? Наугад он говорит или точно знает, куда целится? Но ведь этого не может быть!
— Прошу прощения, мистер Говард, — охрипшим внезапно голосом произнес Штрайтцер, — но связывать Галву с арестом Гранднера просто нелогично.
Полковник слегка улыбнулся:
— Интересно, а что вы считаете логичным?
— Я бы мог вам объяснить, — упрямо настаивал Штрайтцер. Американец всем своим видом показал, что внимательно слушает:
— Пожалуйста…
— Допустим, что Галва — чешский агент… Гранднера посылал в Прагу он и точно знал, какое у него задание. А если об этом знал Галва, то знали и чехи. Зачем же им тогда арестовывать Гранднера и рисковать Галвой, представляющим для них значительно большую ценность? Ведь они не узнали бы от Гранднера ничего такого, чего бы не знали уже от Галвы! — Штрайтцер замолчал и пристально посмотрел на полковника.
Говард кивнул в знак согласия, встал, снял пиджак и снова опустился в кресло:
— На вас эта жара не действует?
Штрайтцер отрицательно покачал головой. Говард продолжал:
— Вы, дорогой друг, руководствуетесь логикой, которая на первый взгляд кажется многообещающей… Только довольно часто она бывает обманчивой. Что, если у чехов несколько другая логика? Ведь они могли
