- Вас папа просит, - почти закричал он на него: - там я хлопочу одну девушку определить к нам в кастелянши, и если вы отговорите папа, я вас отдую за то! - заключил Николя и показал кулак Феодосию Иванычу.
- Да погодите еще отдувать-то! - ответил тот ему и пошел в присутствие.
Николя последовал за ним и стал в присутствии таким образом, что отцу было не видать его, а Феодосий Иваныч, напротив, очень хорошо его видел.
- У нас... там... есть... место кастелянши? - начал старик Оглоблин, принимая все более и более важный вид.
- Есть!.. Есть!.. Есть!.. - отвечал ему троекратно Феодосий Иваныч, тоже с более и более усиливающеюся важностию.
- Николя просит... на это... место... поместить... одну... девицу... Она там уже... служила... и потеряла... место!.. - произнес, как бы скандируя стихи, старик Оглоблин.
- Место... потеряла? - повторил за ним и Феодосий Иваныч.
- Да... Можно ли нам поэтому... определить ее? - продолжал, потрясая головой, старик Оглоблин.
Николя при этом держал кулак перед глазами правителя дел.
- Отчего нельзя? Можно!.. Можно!.. - отвечал тот, встряхивая тоже головой.
- Можно, значит! - обратился после того отец к сыну.
- Ну так я, папа, сейчас приведу к вам ее, - вскричал радостно Николя.
- Приведи! - разрешил ему родитель.
Николя побежал за Еленой, а Феодосий Иваныч приостановился, чтобы дать начальнику совет.
- Вы бумаги-то у ней спросите, чтобы метрику и послужной список мужа, либо отца, коли девица, - проговорил он, делая, в подражание старику Оглоблину, ударение почти на каждом слове.
- Непременно!.. Непременно!.. - подхватил тот.
Феодосий Иваныч после того ушел на свое место, а в другие двери Николя ввел в присутствие Елену.
Старик Оглоблин исполнился даже удивления, увидев перед собою почти величественной наружности даму: во всех своих просительницах он привык больше видеть забитых судьбою, слезливых, слюнявых.
Он привстал со своего места и, по свойственной всем начальникам манере, оперся обеими руками на стол.
- Мой сын... говорит... - начал он, - что вы... желаете... занять... место... кастелянши?..
- Да, я очень желаю занять это место, - проговорила Елена.
- Оно... ваше... ваше!.. - проговорил старик с ударением. - Но нам нужны... бумаги... метрику вашу... и послужной список... вашего родителя.
- У меня все эти бумаги есть, - отвечала Елена.
- И потому... я... больше... никаких... препятствий не имею, - заключил старик.
- И мне, значит, можно сегодня переехать на казенную квартиру? спросила Елена.
Старика Оглоблина снова поставил этот вопрос в недоумение.
- Феодосия... Иваныча... надобно об этом спросить!.. - сказал он сыну.
Тот сбегал и опять привел Феодосия Иваныча.
- Можно им... сегодня... на квартиру... нашу... переехать?.. Та... прежняя... кастелянша переехала?.. - обратился старик к своему правителю.
- Та... переехала... можно им! - почти передразнил его Феодосий Иваныч. - Вымыть только и вымести квартиру прежде надо, - прибавил он от себя.
- Ну, велите вымыть и вымести ее, - повторил за ним начальник.
Феодосий Иваныч ушел после того.
- Я могу теперь идти? - сказала Елена, раскланиваясь перед стариком.
- Можете! - произнес и он, раскланиваясь с ней.
Елена пошла.
- Прощайте, папа! - крикнул отцу Николя и поспешил за Еленой.
- Когда вы, mademoiselle Жиглинская, будете здесь жить, вы позволите мне бывать у вас? - проговорил он в одно и то же время лукавым и упрашивающим голосом.
- Пожалуйста, - отвечала она, приветливо кивая ему на прощанье головою.
* * *
От Оглоблиных Елена прямо проехала к Жуквичу в гостиницу, где он занимал небольшой, но очень красивый номер. Сам Жуквич, несмотря на то, что сидел дома и даже занимался чем-то, был причесан, припомажен, раздушен и в каком-то франтоватом, мохнатом пальто. На каждой из вещей, которые Елена увидала у него в номере, начиная с нового большого чемодана до толстого клетчатого пледа, лежавшего на диване, ей кинулся в глаза отпечаток европейского изящества и прочности, и она при этом невольно вспомнила сейчас только оставленный ею богатый дом русского вельможи, представлявший огромные комнаты, нелепое убранство в них и грязь на всем.
- Вот я и нашла вас, - сказала она, входя и пожимая Жуквичу руку.
- О, да, merci, merci, - произнес он, как бы несколько даже сконфуженный ее появлением. - Но что же такое у вас произошло с князем, скажите ж мне милостиво? - присовокупил он затем.
- Да ничего, договорились только до полной откровенности и поняли, что не можем жить вместе, - отвечала Елена, садясь, снимая шляпу и порывисто поправляя свои растрепавшиеся от дороги волосы.
Жуквич при этом широко раскрыл от удивления свои красивые глаза.
- Жить даже не можете вместе? - повторил он. - Что ж, и князь так же думает?
- Не знаю, как он думает, потому что после нашей ссоры я с ним больше не видалась, а теперь он и совсем уехал в Петербург.
- Как?.. Зачем?.. - почти воскликнул Жуквич, окончательно пораженный и удивленный.
- Это вы его спросите, а мне он ничего не сказал о том, - отвечала насмешливо Елена.
- Как ж это жаль!.. Как жаль!.. - произнес после того Жуквич тоном, как видно, искреннего сожаления.
- Чем вам бесполезно жалеть меня, лучше дайте мне кофе, - сказала с маленькой досадой Елена и видя, что на столе стоял кофейный прибор.
- О, с великою моею готовностью! - произнес Жуквич и сам принялся варить для Елены свежий кофе. При этом он несколько раз и очень проворно сполоснул кофейник, искусно повернул его, когда кофе скипел в нем, и, наконец, налил чашку Елене. Кофе оказался превосходным.
- Какой вы мастер варить кофе и как умеете это ловко делать! - заметила ему Елена.
- У меня есть маленькая ловкость в руках! - отвечал с легкою улыбкой Жуквич и при этом, как бы невольно, поласкал одну свою руку другою рукою, а потом его лицо сейчас опять приняло невеселое выражение. - Вы так-таки ж после того с князем и не разговаривали? - проговорил он.
- Нет, не разговаривала и, вероятно, всю жизнь не буду разговаривать.
- Почему ж всю жизнь? - спросил Жуквич, опять немного ухмыляясь: он полагал, что в этом случае Елена преувеличивает.
- Потому что я уезжаю от него совсем!.. Нашла себе казенное место.
Жуквич окончательно исполнился глубокого сожаления.
- Как это грустно ж и тем более, что я тому некоторым образом причина! - произнес он.
- Нисколько не вы, потому что давно это накапливалось и должно было когда-нибудь и чем-нибудь разрешиться.
- Но все ж, мне казалось бы, вам лучше было подождать, - начал Жуквич каким-то почти упрашивающим голосом, - время ж горами движет, а не то что меняет мысли ж человеческие. Князь, может быть, передумал бы, подчинился бы мало-помалу вашим убеждениям.
- Нет, он никак в этом случае не подчинится моим убеждениям! возразила Елена.
- Но кроме ж того, - продолжал Жуквич тем же упрашивающим и как бы искренно участвующим тоном, - вы не знаете ж сами еще, разлюбили ли вы князя или нет.
Елена при этом слегка покраснела.
- Положим, я этого не знаю, - начала она, - но во всяком случае в каждом, вероятно, человеке
