чтоб она известным образом действовала?.. Вы на себя, надеюсь, не возьмете этого сделать?
Евгения Николаевна. Ах, друг мой, нет никакого сомнения, что я сейчас же была бы готова, но я наперед уверена, что не успею ничего тут сделать. По-моему, вам лучше всего самому переговорить об этом с Клеопашей, потому что, как она ни хитрит со мною, но я хорошо вижу, что она не совсем равнодушна к Мировичу, и если теперь осторожно держит себя с ним, так это просто из страха к вам: она боится, что вас очень этим огорчит и рассердит!.. Но когда вы ей намекнете этак легонько, то она, конечно, сейчас же поймет, что это не будет для вас таким уж страшным ударом.
Бургмейер (с судорожным смехом). Как уж не понять тогда! Главное, я-то при этом являюсь очень красив пред ней в нравственном отношении!
Евгения Николаевна. Что же вы-то тут? Я, конечно, не знаю; но судя по себе, то хоть я и не жена ваша, однако, чтобы помочь вам... будь в меня влюблен Мирович, я, не задумавшись, постаралась бы свертеть ему голову, закружить его окончательно...
Бургмейер (перебивая ее). То вы, а то жена моя.
Евгения Николаевна. Какая же разница?.. Неужели вы хотите этим сказать, что для меня все возможно, а жене вашей наоборот?
Бургмейер. О, подите, господь с вами!.. (Взглядывая в окно.) Карета жены, кажется, въехала во двор.
Евгения Николаевна (тоже взмахивая глазами в это окно). Да, это Клеопаша... Она, конечно, прямо пройдет к вам. Мне оставаться или лучше уехать?
Бургмейер. Уезжайте лучше.
Евгения Николаевна (сбираясь уходить, говорит Бургмейеру скороговоркой). Если вы только, друг мой, вздумаете вдруг уехать за границу, то Клеопаша, вероятно, не поедет с вами; но меня вы возьмите, я рабой, служанкой, но желаю быть при вас. Денег моих я тоже не возьму!.. (Кладет деньги на стол.) Они больше, чем когда-либо, должны теперь оставаться у вас!.. (Уходит в одну из дверей.)
Бургмейер (прикладывая руку к одному из висков своих). Какой демон внушил Евгении подсказать мне эту мысль, которая и без того смутно меня мучит несколько дней!.. И я сам... не насмешка ли это судьбы!.. Я сам должен идти к жене моей, этой чистой и невинной пока голубке, и сказать ей: 'Поди, соблазняй и обманывай своими ласками и кокетством постороннего тебе мужчину, чтобы только он не вредил делам моим...' А что же другое мне осталось делать? Смело идти на разорение с тем, чтоб опять потом начать трудиться; но на каком поприще я могу трудиться? Я умею только торговать; для этого же надобно иметь или кредит, или деньги, а я того и другого лишусь. Значит, впереди у меня полнейшая, совершенная нищета; но это чудовище терзает нынче людей пострашней, чем в прежние времена: прежде обыкновенно найдется какой-нибудь добрый родственник, или верный старый друг, или благодетельный вельможа, который даст угол, кусок хлеба и старенькое пальтишко бывшему миллионеру; а теперь к очагу, в кухню свою, никто не пустит даже погреться, и я вместе с бедною женою моею должен буду умереть где-нибудь на тротуаре с холоду, с голоду!.. Я для спасения ее же самой принужден решиться на все...
Входит Клеопатра Сергеевна; Бургмейер употребляет все усилия над собой, чтобы казаться спокойным.
Клеопатра Сергеевна. Ты один?.. Жени поэтому уехала!
Бургмейер. Уехала.
Клеопатра Сергеевна (подходя к мужу). Отчего ты мне не рассказал, какие вчера овации получил!.. Жени мне говорила, что тебя аплодисментами встретили и аплодисментами проводили. Мне очень жаль, что ты не взял меня с собою. Я очень бы желала видеть твое торжество.
Бургмейер. Не приучай себя, Клеопаша, к моим торжествам. Может быть, тебе скоро придется видеть и позор мой.
Клеопатра Сергеевна (рассмеявшись даже). Позор твой?.. Но отчего же и где же?
Бургмейер. Оттого, что я на днях, вероятно, должен буду объявить себя банкротом.
Клеопатра Сергеевна (уже с беспокойством). Но каким образом и на чем ты мог обанкротиться?
Бургмейер. На последнем подряде моем, который у меня не принимают, а если не примут его, так и не дадут мне другого дела, от которого я ожидал нажить большие деньги и ими пополнить все мои теперешние недочеты...
Клеопатра Сергеевна (все с более и более возрастающим беспокойством). Кто ж это?.. Комиссия, значит, не принимает у тебя подряд?
Бургмейер. Не комиссия вся... Напротив, все почти члены принимают, за исключением одного только Мировича.
Клеопатра Сергеевна (побледнев при этом имени). Почему ж он не принимает его?
Бургмейер. Говорит, что подряд дурно выполнен.
Клеопатра Сергеевна. Но в чем именно? Он и судить, я думаю, не может.
Бургмейер. Многое там нашел.
Клеопатра Сергеевна (усмехнувшись, как бы больше сама с собой). Странно!.. (После некоторого размышления обращаясь к мужу.) Послушай, я, конечно, не хотела тебе и говорить об этом, потому что считала это пустяками; но теперь, я полагаю, должна тебе сказать: Мирович неравнодушен ко мне и даже намекал мне на это... Я, конечно, сейчас же умерила его пыл и прочла ему приличное наставление; но неужели же этот неприем - месть с его стороны?.. Я всегда считала его за человека в высшей степени честного.
Бургмейер. Вовсе не месть. Подряд, действительно, отвратительнейшим и безобразнейшим образом выполнен... Деньги, которые на него следовали, я все потерял в прошлогодней биржевой горячке.
Клеопатра Сергеевна. Это ужасно!.. Вот уж никак не ожидала того!.. Точно с неба свалилось несчастье.
Бургмейер. Ужаснее всего тут то, что, прими они от меня этот подряд и утвердись за мною новое дело мое, я бы все барыши от него употребил на исправление теперешнего подряда, хоть бы он и был даже принят!.. Ты знаешь, как я привык мои дела делать!
Клеопатра Сергеевна. Еще бы! Но ты объясни все это Мировичу. Он, я все-таки убеждена, человек добрый и умный.
Бургмейер. Что ему объяснять? Разве он поверит мне!.. Он прямо на это скажет: 'Всякий подрядчик готов с божбою заверять, что он исправит свой подряд после того, как у него примут его, а потом и надует'. Он, кажется, всех нас, предпринимателей, считает за одинаковых плутов-торгашей.
Клеопатра Сергеевна. Как это глупо с его стороны, я нахожу...
Бургмейер. Глупо ли, умно ли, но он так думает... (Усмехаясь.) Вот если бы ты, что ли, съездила к нему и поумилостивила его. Кто ж может в чем отказать рыдающей младости и красоте?
Клеопатра Сергеевна (заметно удивленная этим предложением мужа). Мне к нему съездить, ты говоришь?
Бургмейер (опять с усмешкой). Да.
Клеопатра Сергеевна (нахмуривая свой лоб и подумав немного). Нет, Александр, я не в состоянии этого сделать... Я оттолкнула от себя Мировича, и после того ехать к нему... унижаться... просить его, - это будет слишком тяжело для моего самолюбия. Я решительно от этого отказываюсь. Кроме того, я думаю, и пользы это никакой не принесет, потому что он, вероятно, затаил в отношении меня неприязненное чувство.
Бургмейер (как бы совсем уже рассмеявшись). Ну, тогда полюбезничай, пококетничай с ним!
Клеопатра Сергеевна (снова с удивлением). То есть как же это так я стану любезничать с ним?
Бургмейер (все еще как бы шутя). Как обыкновенно женщины любезничают...
Клеопатра Сергеевна (с вспыхнувшим лицом). Так ты поэтому желаешь, чтоб я не просто попросила Мировича, а чтоб даже пококетничала с ним?
Бургмейер на это ничего не отвечает
и даже не смотрит на жену.
