накрывают ли ужин, забыв совершенно, что она была в запоне и даже с значком на груди; но Антип Ильич остановил ее:
- Ложу, сударыня, надобно прежде закрыть!
- Ах, да, это правда! - отозвалась gnadige Frau и, подойдя к Егору Егорычу, шепнула ему: - Пора ложу закрывать!
- Пора, пора! - пробормотал Егор Егорыч и, отстранив несколько от себя Сусанну Николаевну, принял приличную для великого мастера позу и заговорил:
- Хотя по необходимости и пропущено много обрядов, но прием, полагаю, совершился: суть в сути, а не в феноменах, и потому нам остается довершить последнее. Брат-обрядоначальник, уберите и сохраните ковер и погасите все свечи, кроме спиртовой лампы!
Антип Ильич хотя и медленно, но сделал это, после чего Егор Егорыч, подняв начальническим образом голову, провозгласил:
- Приглашаю вас, братья, приблизиться к жертвеннику и составить цепь, нас связующую!
Все братья окружили жертвенник, и Егор Егорыч прочел молитву:
'Благословение небес да снидет на нас и на всех истинных каменщиков, и да украсит оно и обновит нас всеми нравственными и общественными добродетелями!'
- Аминь! - воскликнули на это братья в один голос, а Егор Егорыч в заключение произнес:
- Благодарю вас, любезные братья, за вашу сегодняшнюю работу и прошу впредь продолжать таковую.
В ответ на это раздалось троекратное рукоплескание со стороны братьев; затем они принялись снимать с себя ордена, знаки, запоны, которые Антип Ильич старательно прибирал, имея при этом, несмотря на всю свою кротость, недовольное и печальное лицо: такой скомканный прием Сусанны Николаевны в масонство казался ему просто кощунством. Когда потом со всеми собранными масонскими нарядами входил он в свою комнатку, чтобы их там пока убрать, то его остановила Фадеевна.
- Свершилось? - спросила она голосом, исполненным благоговения.
- Свершилось! - ответил ей тоже в тон Антип Ильич.
Затем все сошлись в столовой к трапезе, уставленной кушаньями и вином.
- Агапа! - сказал отец Василий, садясь рядом с Сверстовым и показывая ему на роскошно убранный стол.
- Да, по обычаю древних христиан, вечеря любви! - подхватил тот.
К концу ужина, когда отец Василий и Сверстов порядочно подвыпили винца, то сей последний воскликнул:
- Неужели мы не пропоем нашей песни?
- Пропоем! - ответил ему Егор Егорыч и при этом выпил даже полстакана вина.
- Пропоемте! - отозвалась и Сусанна Николаевна своим мелодическим голосом.
- Нужно это! - решила gnadige Frau и села за фортепьяно.
Заиграла она очень знакомый мотив с необыкновенною правильностью, так что когда запели ее собратья, то стали сильно с ней расходиться. Говоря откровенно, с некоторым уменьем пели только Сусанна Николаевна - очень, впрочем, слабым голосом - и отец Василий, владевший хорошим баритоном и приученный к пению.
Петая ими песня гласила:
Любовь, душа всея природы,
Теки сердца в нас воспалить,
Из плена в царствие свободы
Одна ты можешь возвратить.
Когда твой ясный луч сияет,
Масон и видит, и внимает.
Ты жизнь всего, что существует;
Ты внутренний, сокрытый свет;
Но тот, кто в мире слепотствует,
Твердит: 'Любви правдивой нет!'
Отец Василий не ошибся, предполагая, что совершение обряда принятия Сусанны Николаевны в ложу будет замечено прислугою, среди которой действительно произошла большая сумятица. Горничная и молодые лакеи сначала старались из наугольной подсмотреть в дверную щелку на то, что делалось в гостиной. Не довольствуясь этим, некоторые из них убежали в сад, влезли на балкой и оттуда смотрели в гостиную. Старая горничная Юлии Матвеевны, Агапия, предобрая, преглупая и прелюбопытная, принимала большое участие в этом подглядывании; но когда господа сели за ужин и запели, она не выдержала, побежала наверх и разбудила Юлию Матвеевну.
- Матушка-барыня, у нас сегодня баря-то все ряженые были, и Антип Ильич тоже ряженый, теперь даже кушает с барями вместе... Диковина да и только! доложила она.
- Кто? Что такое? - спросила старушка.
- Антип Ильич!.. Чу, слышите?.. Поют все!..
- Поют! - повторила и Юлия Матвеевна. - Сусанна, сюда!
- Сусанну Николаевну вам позвать? - спросила Агапия.
- Да, - приказала Юлия Матвеевна.
Агапия проворно побежала вниз, чуть не слетела с лестницы и, выругавшись при этом: 'О, те, черт, дьявол! Какая скользкая!', вошла впопыхах в столовую.
- Вот и Агапия, - сама любовь предстала! - заметил при этом отец Василий, знавший Агапию по исповеди, на которой она всегда неизвестно уже о каких грехах своих ревмя ревела.
- Матушка, маменька вас просит к себе! - сказала Агапия Сусанне Николаевне.
- Мы, вероятно, ее разбудили! - проговорила та и в сопровождении Агапии вошла к матери.
- Там что? - спросила старушка.
- Там, мамаша, мы празднуем сегодня праздник.
- А Егорыч где? - спрашивала Юлия Матвеевна, постоянно уже теперь называвшая зятя своего только по отчеству: Егорычем.
- Подите, Агапия, позовите сюда Егора Егорыча! - приказала Сусанна Николаевна.
- Сейчас, матушка, сейчас, сударыня! - отозвалась та и побежала вниз с прежнею же неосторожностью.
- Я, мамаша, сегодня в масоны окончательно поступила! - объяснила Сусанна Николаевна, оставшись вдвоем с матерью.
- Так, да, - говорила глубокомысленно и с удовольствием старушка.
Вошел Егор Егорыч с бокалом шампанского.
- Юлия Матвеевна - сказал он, - вы должны этим вином поздравить вашу дочь: она сегодня принята в ложу!
- Знаю, знаю, - говорила старушка, в одно и то же время смеясь и плача.
А между тем внизу, под игру gnadige Frau, раздавалось громкое пение отца Василия, Сверстова и даже Антипа Ильича:
Беги от нас, непросвещенный.
Объятый тьмою раб страстей,
Мирскою суетой прельщенный,
Страшись коснуться сих дверей!
X
От Мартына Степаныча недели через две было получено письмо, только адресованное не Егору Егорычу, а на имя Сусанны Николаевны, которая первоначально думала, что это пишет ей из Москвы Муза; но едва только прочла первую страницу письма, как на спокойном лице ее отразился ужас, глаза
