Учение о бытии

Одно отталкивает самого лишь себя от себя, поэтому оно не стано _{98}вится, но уже есть; то, что представляется, как отталкиваемое, есть также одно, некоторое сущее; отталкивание и его результат свойственны им одинаково и не составляют их различия.

Одни, таким образом, суть предположенные одно против другого; положенные через отталкивание одного от себя самого; предположенные, как не положенные; их положение снято, они суть одно против другого сущие, как относящиеся только к себе.

Таким образом, множественность является не как некоторое инобытие, а как совершенно внешнее определение одного. Одно, поскольку оно отталкивает само себя, остается также отношением к себе, как и то, что принимается ближайшим образом за отталкиваемое. То, что одно из одних относительно другого есть другое, что они сочетаются в определении множества, не касается, стало быть, одного. Если бы множество было взаимным отношением самих одних, то они ограничивали бы одно другое и имели бы бытие для другого утвердительно в них. Их отношение, как они здесь положены, вовсе не есть отношение, оно есть снова положенная ранее пустота. Но последняя есть для них внешняя граница, в которой они не должны быть одно для другого. Граница есть то, в чем ограничиваемое столько же есть, сколько не есть; но пустота определена, как чистое небытие, и лишь в этом состоит ее граница.

Отталкивание одного от себя самого есть раскрытие того, что есть одно в себе; бесконечность же, как находящаяся вне себя, есть вышедшая за себя бесконечность; вышла же она за себя вследствие непосредственности бесконечного, — одного. Она есть в такой же мере простое отношение одного к одному, сколько и абсолютная безотносительность одного; первое вследствие простого утвердительного отношения одного к себе, второе вследствие того, что это отношение есть также отрицательное. Или иначе множество одних есть собственное положение одного; одно есть не что иное, как отрицательное отношение одного к себе, и это отношение, т. е. само одно, есть множество одних. Но равным образом множество и совершенно внешне для одного, ибо одно есть именно снятие инобытия, отталкивание есть его отношение к себе и простое равенство с самим собою. Множество одних есть бесконечность в смысле наивно производящего себя противоречия.

Примечание. Выше было упомянуто об идеализме Лейбница. Здесь можно прибавить, что, исходя от представляющей монады, которая определяется, как сущая для себя, он достиг только до рассмотренного сейчас отталкивания и именно лишь до множественности, как таковой, в коем одни суть каждое лишь для себя, безразлично к существованию и бытию для себя других, или вообще другие вовсе не суть для одного. Монада есть для самой себя вполне замкнутый мир; она не нуждается в других монадах; но это внутреннее многообразие, которое она имеет в своем представлении, ничего не изменяет в ее определении — быть для себя. Лейбницев идеализм берет множественность непосредственно, как данную, а не понимает ее, как отталкивание монад; поэтому он понимает мно_{99}жественность лишь со стороны ее отвлеченной общности. Атомистика лишена понятия идеализации; она постигает одно, не как таковое, не как то, что содержит в себе оба момента — бытие для себя и бытие для одного, т. е. не как идеализованное а, как лишь просто, сухо сущее для себя. Но она выходит за границы совсем отвлеченной множественности; атомы вступают один относительно другого в дальнейшее определение, хотя в сущности непоследовательным образом; тогда как наоборот в той безразличной независимости монад множественность остается в качестве неподвижного основного определения, так что их отношение приходится на долю лишь монады монад или же рассматривающего их философа.

С. Отталкивание и притяжение

а. Исключение одного

Многие одни суть сущие; их существование или отношение одного к другому не есть отношение, оно для них внешне; — отвлеченная пустота. Но они сами суть это отрицательное отношение к себе, как к сущему другому, — указанное выше противоречие, бесконечность, положенная в непосредственности бытия. Тем самым отталкивание находит непосредственно то, что им отталкивается. Определяемое так оно есть исключение; одно отталкивает от себя лишь многие не им произведенные, неположенные одни. Это отталкивание, взаимное или всестороннее, относительно, оно ограничено бытием одних.

Множественность прежде всего не есть положенное инобытие; ее граница есть лишь пустота, лишь то, в чем нет одних. Но они также суть в границе; они суть в пустоте, или иначе их отталкивание есть их взаимное отношение.

Это взаимное отталкивание есть положенное существование многих одних; оно не есть их бытие для себя, по коему они различаются, как многие, лишь в чем либо третьем, но их собственное сохраняющее их различие. Они отрицают одно другое взаимно, полагают одно другое, как такое, которое есть лишь для одного. Но они вместе с тем также отрицают бытие только для одного; они отталкивают эту их идеализацию и суть. Таким образом разъединяются моменты, которые в идеализации просто соединены. Одно в своем бытии для себя есть также для одного, но это одно, для коего оно есть, есть оно само; его отличение от себя непосредственно снимается. Но во множественности отличенное одно имеет бытие; поэтому бытие для одного, как оно определено в исключении, есть бытие для другого. Каждое из них таким образом отталкивается другим, снимается и становится чем-то, что есть не для себя, а для одного и притом для другого одного._{100}

Бытие для себя многих одних обнаруживается тем самым, как их самосохранение через посредство их взаимного отталкивания, в котором они взаимно снимаются и полагают другие одни, как их простое инобытие; но вместе с тем оно (самосохранение) состоит в том, чтобы отталкивать эту идеализацию и полагать одно сущим не для другого. Но это самосохранение одних через их взаимное отрицательное отношение есть скорее их разложение.

Одни не только суть, но самосохраняются через их взаимное исключение. Во-первых, то, в чем они должны находить прочную опору своего различия вопреки их отрицанию, есть их бытие и именно их бытие в себе в противоположность их отношению к другому; это бытие в себе состоит в том, что они суть одни. Но они суть все; они в своем бытии в себе суть одно и то же вместо того, чтобы находить в нем прочную основу своего различия. Во-вторых, их существование и их взаимное отношение, т. е. их положение самих себя, как одних, есть взаимное отрицание; но последнее есть равным образом одно и то же определение их всех, через которое они полагают одно другое скорее, как тожественные; также как через то, что они в себе суть одно и то же, их полагаемая через других идеализация есть их собственная, которую они также мало отталкивают. Они суть поэтому по бытию и положению лишь одно утвердительное единство.

Тот взгляд на одних, что по обоим своим определениям, как поскольку они суть, так и поскольку они относятся одно к другому, они оказываются одним и тем же и обнаруживают свою неразличимость, есть