Количество есть единство этих моментов, непрерывности и дискретности, но оно есть это единство в форме одного из них, непрерывности, как результат диалектики бытия в себе, которое совпало в форму равной себе самой непосредственности. Количество, как таковое, есть этот простой результат, поскольку еще не развиты и не положены в нем его моменты. Оно содержит их ближайшим образом, положенное, как бытие для себя, каково оно и есть по истине. Оно было определено, как снимающее себя отношение {114}к самому себе, как постоянный выход вне себя. Но отталкиваемое есть оно само; поэтому отталкивание есть то, что производит истечение самого себя. Вследствие тожества отталкивания последнее есть различение, непрерываемая непрерывность; а вследствие выхода вне себя эта непрерывность, не прерываясь, есть множественность, которая также непосредственно остается в своем равенстве с собою самою.
Примечание 1-е. Чистое количество еще не имеет границы, или иначе оно еще не есть определенное количество, но поскольку оно и становится таковым, оно не связано границею, а состоит напротив в том, чтобы не быть связанным границею, обладать бытием для себя, как снятым внутри себя. Что дискретность есть его момент, это может быть выражено так, что количество просто в нем есть постоянно реальная возможность одного, но также наоборот, что одно есть столь же просто непрерывное.
Для лишенного понятия представления непрерывность легко становится совокупностью, внешним взаимоотношением одних, причем одно остается в своей абсолютной непроницаемости и исключенности. Но по поводу одного было показано, что оно в себе и для себя переходит в притяжение, в свою идеализацию, и что поэтому непрерывность не есть для него нечто внешнее, но принадлежит ему самому и обоснована в его сущности. Эта внешность непрерывности для одного и есть вообще то, за что цепляется атомистика, и отрешение от чего трудно для представления. Напротив, математика отбрасывает ту метафизику, которая стремится понять время состоящим из моментов, пространство вообще или ближайшим образом линию из точек, плоскость из линий, все пространство из плоскостей; она не признает таких дискретных одних. Если она, например, даже определяет величину некоторой плоскости так, что представляет ее, как сумму бесконечно многих линий, то эта дискретность является моментальным представлением, и в бесконечном множестве линий, поскольку составляемое ими пространство признается все же ограниченным, уже заключается снятие его дискретности.
Понятие чистого количества, как противоположное простому представлению, имеет в виду Спиноза, которому было особенно важно выяснить первое, когда он высказывается о количестве так (Ethicae Р. 1 Prop. XV Schol.):
Quantitas duobus modis a nobis concipitur, abstracte scilicet sive superficialiter, prout nempe ipsam imaginamur; vel ut substantia, quod a solo intellectu fit. Si itaque ad quantitatem attendimus, prout in imaginatione est, quod saepe et facilius a nobis fit, reperietur finita, divisibilis et ex partibus conflata, si autem ad ipsam, prout in intellectu est, attendimus, ex eam, quatenus substantia est, concipimus, quod difficillime fit, — infinita, unica et indivisibitis reperietur. Quod omnibus, qui inter imaginationem et intellectum distinguere sciverit, satis manifestum erit.[19].
{115}Если требуются более определенные примеры чистого количества, то они имеются в пространстве и времени, также вообще в материи, в свете и т. п., даже в я; только под количеством, как уже замечено ранее, не следует разуметь определенного количества. Пространство, время и т. п. суть протяжения, множества, которые суть выход вне себя, течение, не приводящее однако к противоположности, к качеству или к одному, но являющееся, как выход из себя, постоянным самопроизведением его единства. Пространство есть то абсолютное внебытие, которое вместе совершенно непрерывно, ино- и вновь инобытие, тожественное с самим собою; время есть абсолютный выход из себя, произведение одного, момента, теперь, который есть непосредственно его уничтожение и непрерывно вновь уничтожение этого прехождения так, что это произведение небытия есть также простое равенство и тожество с собою.
Что касается материи, как количества, то в числе семи предложений, сохранившихся из первой диссертации Лейбница (стр. 1, ч. I его сочинений), есть одно, гласящее: Non omnino improbabile est materiam et quantitatem esse realiter idem (не совсем невероятно, что материя и количество в действительности одно и то же). В самом деле эти понятия различаются лишь в том, что количество есть чистое определение мысли, а материя это же определение во внешнем существовании. И «я» присуще определение чистого количества, поскольку «я» есть абсолютное становление другого, бесконечное удаление или всестороннее отталкивание ради отрицательной свободы бытия для себя, остающееся однако совершенно простою непрерывностью — непрерывностью всеобщности или бытия при себе, которое не прерывается бесконечно многообразными границами, содержанием ощущений, воззрениями и т. п. Что касается до тех, которые восстают против понимания множества, как простого единства, и кроме понятия, согласно которому каждое из многих есть то же самое, что и другое, именно одного из многих, — причем здесь речь идет именно не об определяемом далее многом, о зеленом, красном и т. д., но о многом, рассматриваемом в себе и для себя, — требуют также представления этого единства, то они найдут его в достаточной мере в тех непрерывностях, в которых выведенное понятие количества дано налицо в простом воззрении.
Примечание 2-е. Свойство количества — быть этим простым единством дискретности и непрерывности — приводит к спору или антиномии бесконечной делимости пространства, времени, материи и т. д.
Эта антиномия состоит лишь в том, что дискретность должна быть признаваема так же, как непрерывность. Одностороннее предположение дис{116}кретности приводит к достижению бесконечного или абсолютного разделения на части, стало быть, к неделимому, как к первоначалу; напротив, одностороннее предположение непрерывности — к бесконечной делимости.
Кантова Критика чистого разума установляет, как известно, четыре (космологических) антиномии, из которых вторая имеет дело с противоположностью, охватывающею моменты количества.
Эти кантовы антиномии останутся навсегда важною частью критической философии; именно они главным образом привели к ниспровержению предшествовавшей метафизики и могут считаться главным переходом к новой философии, так как на них по преимуществу основывается убеждение в ничтожестве категорий конечности со стороны содержания, что представляет собою более правильный путь, чем формальный путь субъективного идеализма, согласно которому их недостаточность состоит лишь в их субъективности, а не в том, что они суть в них самих. Но при своей большой заслуге, изложение Канта весьма несовершенно; оно отчасти само внутри себя стеснено и запутано, отчасти превратно по результату, основанному на предположении того, что познание не обладает никакими иными формами мысли кроме конечных категорий. В обоих этих отношениях сказанные антиномии заслуживают тщательной критики, которая ближе осветила бы их основоначало и метод, а также освободила бы главный вопрос, о котором идет речь, от той бесполезной формы, в какую он втиснут.
Прежде всего я замечу, что Кант хотел придать видимость полноты своим четырем космологическим антиномиям посредством принципа разделения, заимствованного им от его схемы категорий. Но более глубокий взгляд на противоречивую или, правильнее, на диалектическую природу разума обнаруживает, что вообще каждое понятие есть единство противоположных моментов, которым можно, следовательно, придать форму взаимно противоречивых положений. Становление, существование и т. д. и каждое иное понятие могло бы представить собою свою особую антиномию, и таким образом получилось бы столько же антиномий, сколько есть понятий. Древний скептицизм не уклонялся от труда указывать противоречие или антиномию во всех понятиях, которые он находил в науке.
Далее Кант понимал антиномии, как принадлежности не самых понятий, а ставшей уже конкретною формы космологических определений. Дабы получить антиномии чистыми и рассматривать их в их простом понятии, мыслимые определения должны быть взяты не в их
