выполненную цель и долженствующий изображать собою ее объективность, есть нечто {140} преходящее; он также выполняет свою цель не путем спокойного самосохраняющегося существования, но лишь поскольку он тратится, ибо лишь постольку он соответствует единству понятия, в коем он снимает свою внешность, т.е. свою объективность. Дом, часы могут являться целями относительно употребленных для их произведения орудий; но камни, балки, или колеса, оси и т.п. образующие собою действительность цели, выполняют ее лишь через претерпеваемое им давление, через химические процессы, происходящие в них действием воздуха, света, воды или через отнятие последних от человека путем трения и т.п. Они выполняют таким образом свое назначение лишь через их употребление и использование и соответствуют тому, чем они должны быть, лишь через их отрицание. Они не соединены с целью положительно, так как они имеют в них самоопределение лишь внешним образом и суть лишь относительные цели или собственно лишь средства.
Эти цели, как указано, имеют вообще лишь ограниченное содержание; их форма есть бесконечное самоопределение понятия, которое через это содержание ограничивается, как внешняя единичность. Ограниченное содержание делает эти цели не соответствующими бесконечности понятия и нарушает его истину; такая определенность предана становлению и изменению и есть нечто преходящее уже через причастие сфере необходимости и бытия.
3. Тем самым получается тот результат, что внешняя целесообразность, будучи лишь формою телеологии, достигает собственно лишь средств, а не некоторой объективной цели, – так как субъективная цель остается внешним субъективным определением, – или, иначе, поскольку эта цель деятельна и выполняет себя, хотя бы лишь в виде некоторого средства, она еще непосредственно связана с объективностью, погружена в нее; она сама есть объект, и можно сказать, что цель постольку не достигает средства, поскольку последнее уже заранее требует выполнения цели прежде, чем она осуществится через некоторое средство.
В действительности же результат есть не только некоторое внешнее отношение цели, но его истина, внутреннее отношение цели и некоторая объективная цель. Самостоятельная относительно понятия внешность объекта, которая предполагается целью, положена в этом предположении, как несущественная видимость, а также уже снята в себе и для себя; деятельность цели есть поэтому собственно лишь изображение этой видимости и снятие ее. Как выяснилось чрез понятие, первый объект через сообщение становится средством, так как оно есть в себе полнота понятия и его определенность, которая есть не что иное, как ее внешность, лишь положенная, как внешнее, несущественное, и потому составляющая в самой цели ее собственный момент, а не нечто самостоятельное относительно него. Вследствие того определение объекта, как средства, совершенно непосредственно. Поэтому субъективная цель не нуждается ни в каком насилии или ином усилении против его, кроме усиления себя самой, чтобы он стал средством. Решение, обнаружение, это определение себя самого есть лишь положенная внешность {141}объекта, который тем самым непосредственно подчинен цели и не имеет относительно нее никакого иного определения, кроме ничтожества его бытия в себе и для себя.
Второе снятие объективности через объективность отличается от первого тем, что первое, как первое, есть цель в объективной непосредственности, и поэтому второе есть снятие не только первой непосредственности, но и того, и другого – объективного, как чего-то только положенного, и непосредственного. Отрицательность возвращается таким путем в себя саму так, что она есть равным образом восстановление объективности, но как тожественной с нею, и тем самым вместе положение объективности, как определенной лишь целью, внешней. Чрез последнее этот продукт остается, как был ранее, также средством; чрез первое он есть тожественная понятию объективность, реализованная цель, в которой та сторона, но коей она есть средство, есть реальность самой цели. В выполненной цели средство исчезает, потому что оно было лишь непосредственно подчиненная цели объективность, которая в реализованной цели есть возврат цели в саму себя; при этом далее и самое опосредование, которое есть некоторое отношение внешнего, исчезает отчасти в конкретном тожестве объективной цели, отчасти в нем же, как отвлеченном тожестве и непосредственности существования.
Тут также содержится опосредование, которое требуется для первой посылки, для непосредственного отношения цели к объекту. Выполненная цель есть также средство, и наоборот, истина средства состоит равным образом в том, чтобы быть самою реальною целью, и первое снятие объективности есть также уже и второе, как обнаружилось, что второе содержит в себе также первое. А именно, понятие определяет себя, его определенность есть внешнее безразличие, которое в решении определено непосредственно, как снятое, именно как внутреннее, субъективное и вместе с тем как предположенный объект. Дальнейший выход из себя, явившийся именно, как непосредственное сообщение и подчинение под него предположенного объекта, есть вместе с тем снятие той внутренней, заключенной в понятие, т.е. положенной, как снятая, определенности внешности, а равным образом, предположения объекта; тем самым это, по-видимому, первое снятие безразличной объективности есть также уже и второе, некоторая прошедшая через опосредование рефлексия в себя и выполненная цель.
Так как понятие тут в сфере объективности, в которой его определенность имеет форму безразличной внешности, находится во взаимодействии с самим собою, то изложение его развития становится здесь вдвойне трудным и запутанным, так как оно непосредственно есть само двоякое, и первое всегда есть также второе. Понятие для себя, т.е. в своей субъективности, есть различение себя от себя, как непосредственной целостности для себя; но так как здесь его определенность есть безразличная внешность, то тем самым тожество с самим собою есть также непосредственно опять- таки отталкивание от себя, так что определенное, как внешнее и безразличное относительно него, есть скорее оно само, и оно, как оно само, как {142}рефлектированное в себя, есть скорее его другое. Лишь поскольку это установлено, может быть понят объективный возврат понятия в себя, т.е. его истинное объективирование, может быть понято, что каждый из единичных моментов, через которые протекает это опосредование, есть сам полное умозаключение последнего. Таким образом, восстановляется первоначальная внутренняя внешность понятия, через которую оно есть отталкивающее себя от себя единство, цель и стремление последней к объективированию, непосредственное положение или предположение некоторого внешнего объекта; самоопределение есть также определение некоторого не определенного через понятие внешнего объекта; и наоборот, оно есть самоопределение, т.е. снятая, положенная, как внутренняя, внешность, или уверенность в несущественности внешнего объекта. О втором отношении, об определении объекта, как средства, уже было указано, каким образом оно в нем самом есть опосредование цели с собою в объекте. Равным образом третье, механизм, протекающий под господством цели и снимающий объект через объект, есть с одной стороны снятие средства, объекта, положенного, уже как снятый, и тем самым второе снятие и рефлексия в себя, а с другой стороны первое определение внешнего объекта. Последний, как было замечено, есть в выполненной цели снова лишь произведение средства; так как субъективность конечного понятия презрительно отбрасывает средство, то она в своей цели не достигает ничего лучшего. Но та рефлексия, через которую цель достигнута в средстве, и в выполненной цели сохранены средство и опосредование, есть последний результат внешнего отношения цели, в коем оно само себя сняло, и которое оно изобразило, как свою истину. Рассмотренное напоследок третье умозаключение отличается тем, что оно есть, во-первых, субъективная целесообразная деятельность предшествовавшего умозаключения, но равным образом и снятие внешней объективности, а потому и внешности вообще, через себя само, стало быть, целостность в ее положении.
После того, как мы теперь усмотрели, что субъективность, бытие для себя понятия, перешла в его бытие в себе, в объективность, то далее в последней вновь возникла отрицательность его бытия для себя; понятие так определило себя в ней, что его частность есть внешняя объективность или простое конкретное единство, внешность коего есть ее
