Точки над Ё

Неожиданно вспомнил этот разговор, когда разводились с Никой. Мы ругались безостановочно, меня трясло от злости, и я, как думал, врезал ей смертельно: «Никогда не хотел детей от тебя!» Ника не поняла, потому что сама была против детей. Если ты бьёшь смертельно, а твой противник и укуса комара не чувствует, только смеётся, значит, он неживой. Я тогда Нику назвал дохлой лошадью в макияже. В ответ услышал, что мне можно гордиться только... (мужским половым органом), больше во мне ничего достойного нет. Сразу успокоился. Она, Ника-идиотка, думала, что уела меня, а на самом деле отвесила комплимент.

Мы целовались с Асей в машине. Ася забалдела от пива, и я использовал момент. Нам было очень хорошо. Ася, когда целуется, коротко и тихо постанывает, подвизгивает, подхрюкивает – не могу найти слов этому звуку, который сводит меня с ума. Помешала старая карга, прилипшая к стеклу. Задушил бы мымру! Сколько дают за убийство в состоянии аффекта?

Я никогда не думала о Косте как о возможном кандидате на отцовство моих детей. А сейчас мне кажется, что лучшего и быть не может. Детки родятся с папиными генами: мальчики – мужественные, умные, щедрые и благородные; девочки – унаследуют его хрупкую фигуру и не придётся им, как мне, мучиться из-за пышных форм.

Психоз, точно. Сначала искал, чем бы Асю поразить в филологии. Потом три дня про букву «ё» читал в Интернете. В библиотеку ездил, специальную литературу заказал. Мать родная! Ася в этом разбирается? Хуже высшей математики – дремучий лес терминов. Я готовился как к экзамену. Не дурь? Мне девушка нужна. Чтобы её заполучить, надо в библиотеке потеть? Психоз, не иначе.

Следующая запись определенно была сделана после Костиного обещания дать мне отрывки из дневника. Потому что он обращается ко мне лично.

Ася! Мне показалось сегодня. Не обижайся. Показалось, что до точек над «ё» тебе как до жизни на Марсе. Мне больше показалось – бросили бы мы русский язык обсуждать, занялись славным делом, и ты не возражала бы. Но я боюсь ошибиться. Меня пугает третья неудачная попытка.

Ася, не жалею, что предложил тебе прочитать мой дневник, хотя эта мысль возникла спонтанно. Тут мат-перемат, но я ведь не на публику писал. Итут – малая часть того, что чувствую. Ася, я люблю тебя! Безумно! Без – умно! Можно ли любить с умом? Я сказал тебе, что не зову замуж. Да хоть завтра распишемся! Только неправильно будет. Надо понять друг друга без разговоров, а по-настоящему. Тебе решать. Не хочу с тобой лукавить. Я есть какой есть. Вот моя изнанка. Принимай или отказывайся.

Однажды я спросил, что тебя по-настоящему волнует в жизни. Ты сказала: «В седьмом классе один час в неделю русского языка! Это трагедия! За один час в неделю невозможно родной речи обучить». Ты очень умная и ловко умеешь перевести вопрос «в глаз» в вопрос «в бровь». Но теперь придётся отвечать прямо.

Последняя запись в комментариях не нуждается.

Хотел стереть этот файл. Передумал, пусть остаётся – памятник моей глупости, букве «ё» со всеми вытекающими выражениями.

Она меня держала на коротком поводке, чтобы дразнить ухажёра.

Ей нравятся тупые громилы, а я ростом не вышел. Богиня оказалась дешёвкой. Использовала меня как подтирку. Пусть катится ко всем чертям. Ненавижу!

Первый час ночи. Нет смысла ещё раз перечитывать Костин дневник, я его выучила наизусть. Логично предположить, что после того, как Костя назвал меня дешёвкой и послал далеко, он бросился искать утешения у девах. Сейчас он с кем-нибудь... Минуточку! Совершенно забыла, что Костя сломал ногу, лежит в больнице. Нехорошо радоваться чужой травме, да я и не радуюсь, просто в его положении есть для меня положительные стороны: девах сейчас Костя точно не соблазняет. Надо написать ему письмо. Костя знает, что я прочла файл и храню молчание. Нехорошо. Но я решительно не знаю, о чём писать. Снова, как в первом послании, в любви объясняться – перебор.

Зайдя в свою электронную почту, я увидела, что пришло письмо от Кости. Одно предложение.

И мы начали переписываться. Хотя проще поговорить по телефону, мы обменивались короткими письмами. В этом была своя прелесть: глубокая ночь, я дома, сижу у своего компьютера, Костя в больничной палате, где погашен свет, лежит с ноутбуком на пузе. Ожидаешь письмо-ответ меньше минуты. Самое короткое и приятное из всех моих ожиданий.

В итоге получился электронно-эпистолярный диалог. Как водится, в Костиных текстах я расставила знаки препинания и исправила грамматические ошибки.

– Прочла? – спросил Костя в первом письме.

– Да! – ответила я коротко, потому что из-за волнения не могла придумать развёрнутого предложения.

– Обиделась на последнюю запись?

– Нет. На глупости умных людей не обижаются.

– Это я умный?

– Ты. Умный, красивый, обаятельный, мужественный. Почти бог.

– Пива сегодня не пила?

– Трезва как стёклышко.

– Тот мужик, что у тебя с ним?

– Бывший любовник. Прохиндей, ничтожная личность.

Пауза между письмами затянулась. Я поняла, что Костя переваривает информацию о моём статусе недевственницы. С другой стороны, крушения иллюзий было не избежать, в данной форме даже лучше открыть правду.

– Костя, тебе больно? – написала я, не дождавшись ответа и испугавшись, что ответа не будет вовсе.

– Есть такая мужская анестезия – злость. Я очень разозлился на тебя, поэтому сначала не чувствовал боли. Но анестезия проходит.

– Я имела в виду твою сломанную конечность. Ты сильно страдаешь?

– Терпимо.

– Хочешь, я прилечу, буду ухаживать за тобой?

– А как же радио? Тебя припахали по полной.

– Отпрошусь, уволюсь, сбегу.

– Хотя бы на денёк?

– Завтра?

– О’кей! Самолёт на Москву в шесть сорок утра.

– Пришли мне адрес больницы, номер палаты. Обнимаю тебя! Спокойной ночи!

– Целую тебя, девочка-сюрприз!

Спать я не ложилась. Помылась под душем, высушила, уложила волосы, сделала педикюр и маникюр, собрала сумку, написала бабушке записку. Три двадцать. А вдруг билетов не будет в аэропорту?

Была не была, подниму людей, мне очень нужно. Я вызвала такси и позвонила помрежу.

– Лара, я дико извиняюсь!

– Что? Кто? Чего надо?

– Лара, это Ася Топоркова.

– Где?

– Ларочка, прости, пожалуйста, но мне срочно нужен номер телефона, домашнего или сотового, Семёна Викторовича.

– Кто это?

– Наш продюсер.

– Кто звонит?

– Ася Топоркова. Выручи меня!

Продюсер, разбуженный среди ночи, выказал еще больше сонной бестолковости. Я извинялась через слово, говорила, что с Костей Авериным беда, сломал конечности, что мне нужно лететь к нему. Наверное, говорила слишком длинно, да и голос у меня, сами знаете, не из тревожных. В трубке послышался храп.

– Семён Викторович! – завопила я. – Не спите, помогите!